У Игоря была тесная уютная квартирка, располневшая Маша – в последний раз видел ее на свадьбе, и визгливый полугодовалый Вячик, которого каждые полчаса безуспешно пытались уложить спать. Среди родственников – мягких, болтливых, разомлевших над загруженными тарелками, выделялась прошлогодняя дружка Ира. Она была немного моложе Маши, лет двадцать пять – двадцать семь, хорошенькая, с остреньким носиком, в обтягивающем (а обтягивать было что!) свитерке. Держалась прямо, шутила в тему, много и красиво улыбалась: бархатно накрашенные губы, здоровые зубы, но за одним из тостов, совершенно случайно взгляд ее, очень серьезный, на четверть секунды встретился со взглядом Николая, оставив нехорошее чувство.
Поговорить с Игорем на общие темы не выходило: Игорь то вытирал с Вячика картофельное пюре, то менял памперс, то встряхивал что-то в бутылочке – было видно, что так у них не заведено, и ему с непривычки неудобно, но Маша приняла отчаянное решение остаться сегодня прекрасной: не помятой и не запятнанной пюре.
С другой стороны, в том, что говорить Николаю оставалось только с Ирой, сидящей напротив него, прямо за фаршированными помидорами и бутылкой «Токайского», была чья-то направленная воля, и он догадывался, чья – маленькой полной женщины с химией, упорно не смотрящей в его сторону, обсуждавшей свойства стиральных порошков, по воле судьбы являвшейся его мамой. Естественно, мама была проинформирована хуже курящего Николая: когда выходили с зажигалками в подъезд, полная Маша («да я уже месяц не кормлю, право имею») несколько раз намекнула на драмы в личной Иришиной жизни и на то, что успех на работе еще не все решает, и не повод делать аборт, потому что работа сегодня есть, а завтра ее нету, а ребенок есть ребенок, даже если сама, потому что денег у нее все равно как бумажек, могла бы няню нанять, и возраст тоже…
После перекура он с бо́льшим энтузиазмом беседовал с Ирой – из детского чувства противоречия, и разговор клеился хорошо – начали с режиссера Бергмана, сошлись на том, что он хорош, но не все его фильмы хороши, перешли с кино на телевидение, сошлись на том, что ничего сто́ящего там нет, покритиковали по этому и другим поводам политиков, закусили их печеными баклажанами с чесноком, назвали Интернет большой мусорной ямой. «О, я смотрю, вы нашли друг друга», – заметил, проходя мимо, измученный Игорь. Ира ела много, ела в течение всего разговора – у нее получалось говорить и есть одновременно, причем изящно, и вскрикивать мило: «Ой, вот тот салатик с ананасами там стоит, я не пробовала еще… Кажется, я много пропустила…» – и, когда салатик общими усилиями приходил к ней, очаровательно сверкала своими «спасибо». Было странно, но приятно, что она остается такой стройной, хотя так много ест.
Родители ушли сразу после сладкого – он еще не доел свой кусок торта, но замахали на него руками, что и так доберутся, маршрутка прямая, и на этот раз он точно знал: машут не для того, чтобы назавтра обидеться, все рассчитано, все идет по плану, и уже понимал, что нужно будет подвозить домой Иру – «это совсем необязательно», конечно, но как же выпустить ее в темный город в так обтягивающем свитерке. Они к этому времени успели обсудить шансы просвещенного ислама и разойтись во вкусах на музыку: Ира не воспринимала ничего тяжелее «Машины времени».
Но в «Мазде» она замолчала. Легкий разговор расклеился. Он переспросил, куда ее везти, думал достать GPS, но не решился тянуть руку над ее коленями.
– Неплохо посидели, – сказал Николай наконец.
– Да, в самом деле. Я думала, это будет ужасный… в смысле ужасно скучный день, – отозвалась Ира. – Вообще идти не хотела, Машка уговорила.
Не нужно было долго размышлять, чтобы понять, что главным аргументом в уговорах Маши была его собственная персона, но, как ни странно, это не раздражало. Эхом к догадке, Ира добавила:
– Вообще, спасибо, ты мне день спас. Думала, умру там от тоски. Ну знаешь, с чужими родственниками сидеть. Здесь хоть со своими выдержать! Я, конечно, Машу понимаю – кто свадьбу оплачивал, тот и гуляет, но все-таки… Могла бы хоть кого-нибудь еще позвать.
– Да всегда пожалуйста, – ответил он, глядя на дорогу.
И снова замолчали. Потом несколько раз спрашивал, куда поворачивать. Отвечала односложно. Остановились возле дома, Ира не спешила выходить, и он спросил:
– Может, до двери провести, у вас здесь как?
– Только если хочешь, – в темноте ему снова померещился мгновенный слишком серьезный взгляд. – Вообще, у нас здесь нормально.