Антуан не хватает звёзд с неба, но у него достаточно здравого смысла, чтобы осознавать это. Снедаемый мучительным желанием вырасти в глазах Минны, он, с разрешения своего патрона Постава Лиона, урывает несколько часов от ведения бухгалтерского учёта фирмы Плейель, дабы посвятить это время реставрации греческих и египетских инструментов. «Я бы мог заняться и автомобилями, – откровенно говорит он самому себе, – но только за „барбитос“ я, быть может, сумею получить красную ленточку…»
Дверь спальни отворяется. Антуан вздрагивает.
– Я же говорила, что буду готова через десять минут, – раздаётся торжествующий голосок. – Посмотри на часы!
– Это поразительно, – соглашается лучший из мужей. – Как ты красива, Минна!
Трудно сказать, красива или нет – но очаровательна и оригинальна безусловно. Впрочем, такой она была всегда. На ней платье из зелёного тюля, переливающегося сине-зелёными и зелёно-синими волнами – цвета аквамарина. Серебряный пояс, серебряная роза под кромкой скромного декольте – вот и всё. Но прибавьте к этому хрупкие плечи Минны, сверкающие волосы Минны и её удивительные чёрные глаза, сразу приковывающие к себе внимание на этом светлом фоне, а под ожерельем – жемчуг величиной с рисовое зёрнышко – два трогательных крохотных выступа…
– Пойдём скорее, моя куколка!..
В гости к Шолье приходят, изготовившись к бою, сжав кулаки и крепко стиснув зубы, дабы вовремя отразить внезапную атаку. Самым сильным удаётся придать лицу благостное и спокойное выражение – как у хорошего друга, пришедшего провести приятный вечерок с добрыми друзьями. Но таких немного.
Как правило, если кто-то в течение дня заявляет: «Сегодня я ужинаю у Шолье», к нему оборачиваются с ироническим интересом, говоря «Да?», что означает: «Удачи вам! Вы в хорошей форме? Размяли мускулы?»
Лишённый этого романтического ореола, салон Шолье вряд ли привлекал бы к себе стольких храбрецов. Разумеется, госпожа Шолье – сущая гарпия, но есть ещё безмятежные умы, на которых подобное утверждение произвело бы не большее впечатление, нежели, например, фраза: «Госпожа Шолье немного горбата».
Это поразительное существо выставляет напоказ злобность, как другие люди – пороки. Практичная, она сумела стать притчей во языцех, говоря о себе, только о себе и ещё раз о себе. Терпеливая, она в течение пяти или шести лет начинала любой разговор со слов: «Я, будучи самой злой женщиной в Париже…» И теперь Париж повторяет с трогательным единодушием: «Госпожа Шолье, будучи самой злой женщиной в Париже…»
Возможно, в ней живёт неутолённая жажда деятельности, энергия горбуньи, чьё уродство таится внутри, ибо её хилое тело венчает великолепная, роскошная голова восточной еврейки.
Муж её, робкий и скромный труженик, пребывает в состоянии вечного испуга перед своей грозной подругой. Его охотно называют «бедняга Шолье», поскольку курносая физиономия маленького идальго несёт печать меланхолии, как бывает у неизлечимых больных, покорившихся судьбе. Он с горделивым терпением сносит несчастье быть мужем такой жены, и в его молчании слышится: «Оставьте меня в покое с вашей жалостью; да, я её муж, но я сам того захотел!»
Ирен Шолье одевается в дорогих магазинах, носит белые кружевные или тюлевые платья, которым не помешало бы чаще встречаться с красильщиком-чистильщиком, подержанные собольи меха и белые перчатки, всегда немного запачканные из-за нервической суетливости маленьких рук – рук, которые вечно что-то перебирают и хватают, постепенно накапливая пыль с безделушек, крем с пирожных, масло с сандвичей и ржавчину с окислившейся цепочки на шее, постоянно терзаемой влажными беспокойными пальцами.
У себя дома Ирен Шолье. сидя на самом краешке стула, чтобы казаться выше, занимает позицию в глубине громадной квадратной гостиной – прямо напротив двери, дабы видеть своих друзей, едва они войдут, а затем наблюдать, как пересекают они сверкающий, словно водная гладь, паркет, не сводя с них злобного взгляда прекрасных жестоких глаз.
Такова была странная подруга, дарованная Минне волей случая. Ирен устремилась к молодой женщине с восторгом коллекционера, жаждущего украсить редким экземпляром свою коллекцию, изучить его и разобрать на части, чтобы затем отбросить за ненадобностью. Благодаря этой страсти она всегда излучала любезность к новым знакомцам… А кроме того. Антуан совсем, совсем неплох. Боже мой… рослый и бородатый, немножко похожий на смешного славного бразильца… В силу своей предусмотрительной чувственности Ирен начинает думать о будущем.