. Очепятка
Единственно, немного раздражает то, что авторица писала то ли немного выпиМши, то ли страдая... 
51 
– Хантер, мне жарко. Я хочу пить.
– Сейчас я принесу тебе чего-нибудь холодного. – Хантер ушел. Кэтлин проводила его взглядом и улыбнулась.
Кэтлин с каждым днем становилось лучше, но Хантер продолжал неотлучно дежурить у ее постели, ревниво не позволяя никому другому ухаживать за своей дорогой пациенткой. Как-то раз, принеся в спальню поднос с едой, Ханна не выдержала и возмутилась:
– Я и без вас могу покормить нашу малышку! В этом доме мне всегда доверяли ухаживать за больными…
– Ханна, – мягко перебил Хантер, – я сам ее покормлю.
Когда Кэтлин стало лучше, она возразила, что может есть самостоятельно.
– Знаю, любимая, – сказал Хантер, – просто я не хочу, чтобы ты перетруждалась.
Через несколько дней Кэтлин окончательно поправилась. Хантер вернулся к практике, но продолжал каждую ночь спать в ее комнате. Иногда он сидел в кресле возле кровати, иногда ложился возле Кэтлин – и она не возражала. Хантер чувствовал, что нужен Кэтлин, и начал надеяться, что скоро они снова станут мужем и женой.
Проходила ночь за ночью, Хантер спал в одной постели с Кэтлин, и она прижималась к нему во сне. Однако постепенно такое положение дел перестало удовлетворять Хантера. Кэтлин поправилась, она была рядом, но не принадлежала ему. Он желал ее и не мог сдерживаться до бесконечности. Однажды вечером, когда Кэтлин легла, Хантер встал и направился к двери.
– Ты уходишь? – удивилась Кэтлин. – Разве ты не останешься со мной на ночь?
Повернувшись к жене, Хантер произнес ровным голосом:
– Я бы с радостью остался и провел с тобой и эту ночь, и все остальные. Но хочу предупредить, дорогая: если я останусь, то мне будет мало просто лежать подле тебя.
Некоторое время Кэтлин молча смотрела на мужа, потом тихо ответила:
– Прости, Хантер, но я…
Хантер быстро отвернулся, не желая, чтобы она прочла в его взгляде боль, и вышел из комнаты.
Глава 21
Гибель Луи и Абигайль Борегар круто изменила жизнь Кэтлин, да и всех обитателей Сан-Суси. Однако Александеры были далеко не единственным семейством на Юге, чья жизнь претерпевала драматические изменения. Осенью 1859 года, холодным октябрьским вечером, небольшая группа аболиционистов совершила налет на арсенал в Харперс-Ферри, штат Виргиния, пытаясь поднять рабов на восстание против их хозяев. После этого происшествия напряженность, давно существовавшая в отношениях между Севером и Югом, возросла еще более. Кэтлин повсюду слышала разговоры о войне. Сильная рука порой не помешала бы и рабам, трудившимся на полях плантации Сан-Суси, но Хантер, который теперь управлял плантацией вместо покойного Луи Борегара, никогда не повышал голос ни на кого, включая рабов, – он давно считал, что негры должны быть свободными людьми.
Хантер был прекрасным врачом, но бизнесмена из него не получилось. После гибели родителей прошло лишь несколько месяцев, а Кэтлин уже стала замечать изменения, происходящие в их большом поместье. Не слишком интересуясь ходом дел на плантации, Хантер доверил принятие решений управляющему, который, не чувствуя над собой должного контроля, обленился и сам утратил интерес к делам. На решение всех вопросов, касающихся управления хлопковой плантацией, Хантер старался затрачивать как можно меньше времени, чтобы поскорее вернуться к тому, что его действительно интересовало, – к медицине и, в частности, к поискам средства от желтой лихорадки. Количество пациентов у Хантера все росло, вместе с тем росло и количество неоплаченных счетов за лечение – и не только по причине его известной доброты и безотказности, но и потому, что на других плантациях прибыли также снижались.
Кэтлин поняла характер мужа и больше не бранила его за отсутствие деловой сметки. Напротив, с каждым днем она все больше восхищалась его человеческими качествами, кому, как не ей, видеть и понимать его доброту. Кэтлин всегда помнила, как Хантер утешал ее после гибели родителей, как выхаживал, когда она заболела. Если бы не он, она бы не выжила. Была и еще одна подробность, о которой Хантер не догадывался: только глубокое чувство вины из-за ночи, проведенной с Доусоном, мешало Кэтлин снова принять мужа как любовника. После смерти родителей ее терзали угрызения совести, и лишь близость Хантера помогла ей сохранить рассудок. После болезни, когда Хантер спал в ее постели, Кэтлин не раз хотелось повернуться к нему ночью и прошептать: «Займись со мной любовью». Однако ужас от трагедии, вину за которую Кэтлин возлагала на себя, был еще слишком свеж в ее душе – как и свидание с Доусоном, этой трагедии предшествовавшее. Поэтому Кэтлин отослала Хантера, и он больше не возвращался в ее комнату. Ей очень его недоставало – Хантер даже не догадывался, как сильно, – и, казалось, со временем это чувство только усиливалось.
51 
