Упитанный краснолицый мужчина с кустистыми бровями и бакенбардами поднял на него глаза и нахмурился:
– Это округ Болдуин, Алабама, янки! Мы не желаем, чтобы такие типы, как ты, околачивались на ярмарке среди наших женщин и детей.
В наступившей тишине все взоры обратились на высокого темноволосого мужчину, стоявшего у стола.
– Что-то я не вижу здесь женщин и детей, – невозмутимо отозвался Курт. – В любом случае я пришел не на ярмарку, а на скачки. И хотел бы записать своего коня.
Джеффри Старк, толстяк, восседавший за столом, презрительно фыркнул:
– Чего-чего?
Курт терпеливо повторил:
– Я хочу записать своего чистокровного жеребца для участия в скачках.
Старк злобно усмехнулся:
– Забирай свою доходягу и проваливай. Здесь тебе ничего не светит.
– В газете сказано, что скачки открыты для всех, – напомнил Курт.
– Для всех, кроме янки, – заявил Старк и обвел взглядом толпу, встретившую его слова одобрительным смехом.
Курт не двинулся с места.
– Мое имя Нортвей. – Он произнес свое имя по буквам. – Запишите. Я сам буду участвовать в скачках.
Старк перестал смеяться.
– Я же сказал, что не будешь.
– Будет, – раздался властный голос из-за спин собравшихся.
Все головы повернулись к шерифу Брайану Куперу. Он протиснулся сквозь толпу и остановился рядом с Куртом.
– Внесите его имя в список, – спокойно сказал шериф, – и пусть занимает место у стартовой линии.
Старк побагровел. Кустистые брови сошлись на переносице.
– Какого дьявола, шериф? Чего вы добиваетесь? – прорычал он.
– Исполнения закона, – бросил Куп. Сунув большие пальцы рук за кожаный ремень, низко сидевший на поясе, он медленно повернулся к толпе: – У кого-нибудь еще есть претензии по поводу записи? – поинтересовался он. – Если да, давайте разберемся с этим прямо сейчас.
Претензий не оказалось.
Однако такой поворот событий не понравился Найлзу Ловлессу, стоявшему позади толпы в окружении своих приспешников.
Чуть позже, когда Курт проходил мимо, Найлз Ловлесс бросил на него пристальный взгляд.
Курт помедлил и протянул руку:
– Мы, кажется, встречались. Ловлесс, не так ли?
Найлз неохотно пожал руку Курту.
– Насколько я понимаю, вы собираетесь выставить своего гнедого в сегодняшних скачках?
– Есть такая идея.
– И кто же поскачет на нем?
Курт пожал плечами:
– Я.
Найлз хмыкнул, а его свита разразилась хохотом.
– Вам не кажется, что вы несколько тяжеловаты для жокея?
– Рейдер так не считает.
– Продайте мне своего гнедого, Нортвей. Советую сделать это сейчас, до скачек. Вряд ли это предложение останется в силе после того, как мой жеребец оставит его далеко позади.
– Рейдер не продается ни до, ни после скачек. – Курт двинулся прочь, затем остановился и, обернувшись, поинтересовался: – Кстати, Ловлесс, вы, случайно, не знаете, который час?
Найлз машинально сунул руку в кармашек жилета, забыв, что там нет часов, и покраснел, когда, подняв глаза, перехватил понимающую усмешку янки.
Курт повернулся и зашагал прочь.
Найлз Ловлесс скрипнул зубами.
– Черт бы побрал этого наглого янки! – пробормотал он себе под нос.
Глава 23
Второй раз за этот день Хелен сидела напротив Чарли за кухонным столом, рассеянно слушая оживленную болтовню мальчика и не переставая гадать, где находится его отец в этот самый момент. Поел он? Или вынужден голодать весь день? Впрочем, ей нет до этого дела.
– Допивай молоко, – перебила она мальчика.
Очистив тарелку, Чарли сдернул завязанную под подбородком салфетку и спросил:
– Уже пора?
Хелен рассмеялась, покачав головой. Все утро он спрашивал, когда наконец они будут печь пряничных человечков, и каждый раз она напоминала ему о делах, которые они должны прежде сделать.
– Нет, – ответила она в сотый раз. – Но теперь уже скоро.
Хелен, хоть и дорожила этими последними часами, проведенными в обществе Чарли, не могла не торопить время.
Ей не терпелось узнать, чем кончились скачки. Неопределенность сводила с ума. Для нее было бы лучше, если бы Нортвей не получил призовых денег, в то же время она хотела, чтобы Рейдер выиграл скачки.
Какая чудесная это была бы победа! Она представляла себе мощного жеребца, несущегося по овальному треку, оставив далеко позади соперников, и пересекающего финишную линию в сиянии славы.
И Найлза Ловлесса, кусающего от досады локти.