Теперь их разделяли считанные сантиметры. Она быстро сделала шаг назад и уперлась лопатками в стену.
– Не надо, – сказала она, ненавидя себя за то, каким дрожащим голосом это было произнесено.
– Что «не надо», Саломея? – Он говорил бархатистым голосом, но в нем чувствовались какие-то новые, пугавшие ее нотки. – Я по-прежнему жду, когда ты скажешь мне, как ты рада меня видеть.
– Я вообще тебя не вижу.
Так было уже лучше. Она дрожала от страха, но ее голос звучал уверенно.
– Как ты зашел в мой номер?
– Управляющему нужно что-нибудь сделать с этой пожарной лестницей, – процедил он. – А открыть этот оконный замок было проще пареной репы. Как поживаешь, крошка? Если хорошенько подумать, это глупый вопрос. Я знаю ответ. Ты была очень занята.
Он говорил резким голосом, особенно выделив последнее слово. Она подумала о том времени, которое она провела в больнице, но разве это имело значение для мужчины, который сейчас стоял перед ней? Ее Кэмерон был нежным. А этому человеку не было известно значение этого слова.
– Кэм. – Она с трудом сглотнула, чувствуя, что у нее в горле стоит комок. – Почему… почему ты пробрался в мою комнату? Если ты хотел увидеть меня, все, что тебе надо было сделать, это…
– Почему ты решила, что я хотел тебя увидеть? – холодно спросил он. – Мы с тобой хорошо провели время, но этому пришел конец. – Фонарь упал на пол, и он схватил ее за плечи, крепко сжав их. – Я ведь ничего не путаю, нет? То, с чем мы покончили в тот день, когда нас нашли люди Асаада.
Она не ответила; он сжал ее еще сильней и несколько раз тряхнул.
– Отвечай мне, черт тебя побери. Разве не так все было?
На глазах Леанны выступили слезы.
– Почему ты это делаешь?
– Потому что мне нужны ответы.
– Кэм, пожалуйста, отпусти. Ты делаешь мне больно.
– Ты так не говорила, когда я касался тебя в последний раз.
Она резко вскрикнула от неожиданности, когда он сорвал с нее полотенце и прижал ее к стене, схватив одной рукой за горло.
– Помнишь, Саломея? «Еще, —говорила ты. – Еще, Кэмерон».
Его голос стал жестче.
Он обхватил рукой ее грудь и провел большим пальцем по соску. Леанна сжалась, но ее тело, ее предательское тело, начало таять от его ласк, которые оно так хорошо помнило.
– Не надо, – сказала она, – Кэм, прошу тебя…
– Отлично. Проси меня. Именно этого я хочу от тебя сегодня, Саломея.
Кэм наклонил голову, прижался к ее губам и силой раздвинул их. Ее вкус мгновенно заставил его вспомнить все.
– Продолжай, черт возьми! Проси меня. Скажи мне, чего ты хочешь.
Его рука скользнула вниз по ее животу и обхватила мягкие, золотистые завитки, охранявшие самые интимные тайны ее тела – тайны, известные только ему.
– Этого? Ты хочешь от меня этого?
Он наклонил голову и провел языком по ее соску. Она издала слабый звук, который мог означать как отчаяние, так и удовольствие. Он не знал, что это было, и ему было все равно, все равно… Нет, ему совсем не было все равно.
– Саломея, – прошептал он.
И все изменилось – то, как он ее держал, то, что было у него на сердце. Его рука, до этого лежавшая у нее на шее, оказалась на ее щеке.
– Саломея, – повторил он и, целуя ее, с пугающей ясностью осознал, что хочет быть рядом с ней всю оставшуюся жизнь.
Он любил ее.
Любил ее – сердцем, разумом, душой.
Это его ужасно испугало… Но еще сильнее его испугала мысль о том, что она, возможно, не любит его.
– Кэмерон, – сказала она слабым голосом. – Пожалуйста. Не делай этого. То, что у нас было… что у нас было…
– Что у нас было, Саломея?
– Ты… ты сказал это сам. Это было только воображение. Опасность. Волнение…
– И это все?
Она не ответила. Вместо этого она отвела от него глаза, и он вознес хвалу небесам. Потому что она любила его.
– Саломея. Помнишь, что я сказал тебе в пустыне? Я сказал тебе перестать думать. – Он взял ее лицо в ладони. – Я хочу, чтобы ты сделала это сейчас, милая. Не думай. Просто чувствуй – и скажи мне, что творится у тебя в сердце. – Он сделал глубокий вдох. – Скажи мне, что ты любишь меня, Леанна. – Его голос стал хриплым. – Скажи мне, что ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя.
Она молча смотрела на него. Затем, когда он уже почти отчаялся, она издала звук, которым был чем-то средним между рыданием и смехом.
– Кэмерон, – сказала она. – Кэмерон, любимый. Весь тот гнев, все утраченные иллюзии, которые давили ему на плечи тяжким грузом большую часть жизни, разом исчезли. На душе у него стало легко. Он прижал к себе Леанну и поцеловал ее.