Эми игнорировала его присутствие, когда, помедлив на гребне скалы, он хмуро взглянул на нее сверху вниз. Она не удостоила его вниманием, когда он, растянувшись на широком уступе, притворился, что задремал, и пренебрегла его молчаливым предупреждением, что, если она не поторопится, он оставит ее и уйдет один.
Но наступил момент, когда у нее уже не оставалось сил, чтобы вскарабкаться еще хотя бы на один склон. И тогда она крикнула:
— Я делаю привал! Если хотите, идите дальше без меня. Вы свободны.
И больше не сделала ни одного шага, просто рухнула на каменную площадку, прислонилась спиной к гладкому валуну и закрыла глаза. Она не открыла их, даже когда услышала, как быстро он спускается к ней и камешки осыпаются у него под ногами.
Вся подобравшись, она откинула голову на валун, во всю длину вытянула перед собой ноги и лениво зевнула.
Когда он приблизился к ней, Эми почувствовала это в ту же секунду, хотя и не открывала глаз. Она ощущала его всеподавляющее присутствие так сильно, что даже золотистые волоски у нее на руках готовы были встать дыбом. Она не отказалась от решения держать глаза закрытыми, даже когда совершенно точно поняла, что он стоит прямо перед ней и при этом сверлит ее уничтожающим взглядом.
Но до конца выдержать характер ей не удалось.
Она робко открыла глаза и ахнула.
Он стоял не просто перед ней. Он стоял над ней. Почти у нее над головой. Он стоял, подбоченившись и твердо упираясь обутыми в мокасины ногами в камень по обе стороны от ее бедер. А поскольку голова у Эми была несколько отклонена назад, выходило так, что прямо перед глазами находились его чресла.
Пока она ошеломленно смотрела на него, он медленно присел на корточки, зажав ее у себя между согнутыми разведенными коленями, так что Эми поневоле была вынуждена созерцать стык опасно натянувшихся штанин его кожаных брюк.
Возмущенная столь вопиющим напоминанием о его сокровенных мужских достоинствах, она отвела взгляд. Когда же он поднял руки и прижал ладони к валуну с обеих сторон от ее головы, она разозлилась еще больше при виде попавшихся ей на глаза темных волос у него под мышками.
Рассерженная и обескураженная, она запротестовала:
— Ты меня так задушишь! Отодвинься, черт тебя побери!
— Отодвинусь, как только согласишься идти дальше.
— Ни за что я не соглашусь.
— Значит, вот так и посидим, пока не передумаешь.
— Нет, — заявила она. — Не посидим.
— Ну почему же. Обязательно посидим.
— Не думаю, — язвительно возразила она, понимая, что в такой неудобной позиции, какую он сейчас занимает, никто не сможет долго продержаться.
— Гарантирую, — холодно заверил он ее.
— Увидим, — мрачно процедила она.
— Увидишь, — поправил он ее и остался недвижим.
Так началось состязание характеров, которое растянулось на весь следующий час. Положение у Эми было самое незавидное. Пронесся порыв ветра, и песчинка залетела в ее левый глаз. Ей безумно хотелось стереть песчинку, но ее руки лежали на бедрах, а твердые ягодицы капитана нависали менее чем в дюйме над ними. Она боялась дотронуться до него и не решалась шевельнуть руками, а потому была обречена сидеть и терпеть мучения.
Глаз уже начал слезиться, а к тому же и нос зачесался. Потом капля пота, выступившего на лбу, медленно покатилась вниз — с ума можно было сойти от собственного бессилия. Когда наконец эта капля сорвалась с подбородка и Эми уже вздохнула было с облегчением, она вдруг неудержимо расчихалась.
И все это время капитан Луис Кинтано оставался в одном и том же положении, не шевельнув ни единым мускулом; с виду могло показаться, что ему очень даже удобно в этой позе — на корточках, с широко разведенными коленями и с прижатыми к камню руками.
В конце концов Эми признала свое поражение:
— Если вы будете любезны посторониться, я попытаюсь идти дальше.
Вскоре после полудня они добрались до урочища Персиммон — одного из двух небольших разломов неприветливых гор хребта Сантьяго. Луис первым вошел в широкий просвет между скалистыми кручами. Когда они уже одолели около ста ярдов внутри ущелья, Луис вдруг остановился так резко, чтоЭми, шагавшая с низко опущенной головой, с ходу ткнулась лбом прямо в его спину.
Оправившись от неожиданности, она спросила:
— Чего ты добиваешься? Испугать меня до полусмерти?
— Тихо! — шепнул он, прижав палец к губам.
— В чем дело?
— Молчи, — одними губами скомандовал он.