Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
55 
— Тогда что же привело тебя сюда? — задала она ему уже не официальный вопрос.
— Нам нужно поговорить.
— О чем?
О Боже! Почему ее до сих пор не покидала эта хрупкая надежда на их примирение, которая минуту назад, как игла, пронзила ее мозг и теперь, словно пылающий факел, обжигала всю ее изнутри? Ведь разочарование все равно было неизбежно. Она это знала. И оно пришло, когда Ник достал из кармана куртки сложенную вчетверо газету и бросил ее на рабочий стол Абигейл.
Ей не понадобилось спрашивать его, что все это значит: газета была свернута так, что, падая на стол, развернулась на нужной странице. На той, которую он хотел показать ей. Она прикусила нижнюю губу и едва сдержала стон отчаяния, когда ее взгляд упал на увеличенную фотографию лица Ника с четко выраженным, жутким шрамом. Под снимком был помещен циничный заголовок репортажа, напечатанный крупным шрифтом:
«ДОГАДАЙТЕСЬ, КТО ЭТОТ ИСПОРЧЕННЫЙ МАЛЬЧИК?»
Абигейл молчала, будто ее хватил удар и мгновенно лишил дара речи. Она только открывала и закрывала рот, как рыба, но не могла произнести ни звука.
— Надень пальто, — приказал он тоном, не терпящим возражений.
Подчиняясь ему, действуя, как запрограммированный робот, Абигейл накинула на себя пальто, аккуратно закрыла за собой, когда они вышли, обе двери и проверила сигнализацию... Все эти механические действия сопровождались одной-единственной мыслью. Нет, он не может подозревать ее в этом. У него не должно быть сомнений относительно того, что она просто не способна на такое...
Только когда они уже подошли к его машине, когда он помог ей разместиться на переднем сиденье и нажал на стартер, к ней вернулась способность мыслить, а вместе с ней ожил и голос.
— Куда ты везешь меня? — безразлично спросила она.
— Туда, где мы сможем поговорить спокойно, без лишних свидетелей.
— Ник, неужели ты думаешь, что я могла...
На секунду он отвернулся от дороги и, бросив на нее испепеляющий взгляд, буквально прошипел:
— А тогда кто же?
Действительно, кто же еще? Беспокойные мысли опять зароились в ее голове, и она сидела, словно набрав в рот воды, до той самой минуты, пока он не нырнул в подземный гараж, резко нажал на тормоза и, хлопнув дверцей, помог ей выбраться из машины.
— Абигейл, — его голос стал мягким, почти нежным, — я прошу тебя подняться в мою квартиру, где мы в спокойной обстановке можем поговорить как цивилизованные люди.
Она промолчала.
В безмолвной тишине они оба стояли в лифте, пока он поднимал их на нужный этаж. Ник все больше уходил в себя, все глубже погружался в угрюмое, мрачное молчание. Его, обычно искрящиеся, голубые глаза совсем потухли.
Когда он открыл перед ней дверь и подтолкнул ее в свое холостяцкое обиталище, она так и ахнула. В отличие от непритязательного во всех отношениях коттеджа, здесь все поражало роскошью. Бежевые и кремовые тона, преобладающие в отделке интерьера, обилие натурального светлого дерева, кожаный диван и хрустальная люстра — все говорило о том, что здесь жил тот самый, настоящий Ник Грант, богатый, знаменитый и очень, очень преуспевающий представитель канадского зрелищного бизнеса.
Скромное, но уютное убежище близ Валливью в провинции Альберта, в котором они с Ником провели несколько незабываемых романтических дней и ночей, никогда еще не вспоминалось ей в таком иллюзорном и ирреальном свете, как в эту минуту.
— Не хочешь чего-нибудь выпить?
Абигейл автоматически покачала головой.
Хотя она знала, что между их разрывом и алкоголем никакой связи не было, тем не менее, внутреннее чутье подсказывало ей, что перед предстоящим разговором, ради которого они сюда приехали, лучше не пить. И вообще, голова всегда должна оставаться ясной, и ее нужно тщательно оберегать от всего, что может утяжелять, запутывать мысли, которые и без того находились сейчас далеко не в идеальном состоянии.
Ник достал из буфета бокал и плеснул себе бренди. Поскольку он продолжал молчать, Абигейл попыталась аргументировать свою непричастность к бульварному репортажу. В конце концов, именно из-за этого он ее сюда привез.
— Ник, — сказала она, — ведь ты же знаешь, должен знать, что я никогда и ни за что не стану раскрывать твою личную тайну газетам. Для меня это все равно, что предать анафеме саму себя.
55 
