Особенно,... 
79 
— Это очень заметно во Франции, — вежливо улыбнулся Дикон. — Давно ли у вас разыгрывалась эта самая «мучная война», вспыхнувшая в результате того, что одно сословие вашей нации восстало против несправедливости другого? Не лучше ли будет французам сначала позаботиться о собственных делах, а уж потом проявлять благородное беспокойство по поводу несправедливостей, творимых иностранцами? Ваша страна накануне восстания. Неужели вы этого не видите? Неужели вы не поняли, что достаточно самого ничтожного повода, чтобы в ваших городах вспыхнуло восстание? Беспорядки у вас происходят постоянно. Мы не слишком много знаем о них, поскольку они еще не приняли больших масштабов… пока. Но они происходят. Они являются предупреждением для вас, но вы этого не видите, вы обращаете свои взоры за моря. Я бы сказал: «Французы, сначала наведите порядок в собственном доме!»
— Я понимаю, что вам неприятно замечать столь сильное сочувствие к угнетаемым колонистам, — едко заметил Шарль.
— Естественно, мы бы предпочли, чтобы не было таких людей, как маркиз де Лафайет, который собирает добровольцев и выкрикивает лозунги относительно свободы, которую они принесут миру. В данное время маркиз де Бруйяр собирает добровольцев в Ангулеме. Он блистает красноречием на площади, и толпа послушно кричит: «Долой англичан! В Америку!»
— Я знаю об этом, — ответил Шарль, — и подумывал о том, чтобы присоединиться к ним.
— Неужто? Впрочем, почему бы и нет, мой друг? Всегда стоит следовать своим наклонностям, если они достаточно сильны, ибо если их подавлять, они будут вновь и вновь досаждать вам.
Глаза Шарля сверкали.
— Это великая цель, и я всем сердцем за нее.
— Тогда вам следует отправляться.
— Так, значит, вы подбиваете меня на то, что сами считаете глупым капризом?
— Я вас ни на что не подбиваю, а вам это не кажется капризом. Для вас это было бы благородным жестом — сильный защищает слабого. Если бы я чувствовал то же, что и вы, я непременно отправился бы в поход.
— Так почему же вы не отправляетесь драться на стороне вашего короля?
— У меня не столь сильные эмоции, как у вас. Как вы могли заметить, я не утверждаю, что в этой глупой войне кто-то прав, а кто-то не прав. Я всего лишь постоянно подчеркиваю, что крайне глупо для такой страны, как Франция, увязшей в собственных финансовых трудностях и, что еще хуже, страдающей от социальной несправедливости, вмешиваться в дело, которое абсолютно ее не касается.
— А я постоянно говорю, что с несправедливостью надо бороться, где бы она ни совершалась.
— А я постоянно говорю, что это благородное чувство, но лучше всего начинать уборку с собственного двора.
— Вы, похоже, очень хорошо разбираетесь в делах моей страны.
— Посторонний наблюдатель частенько видит то, что не видят участники событий. Считайте меня сторонним наблюдателем. Я слышу о разрозненных бунтах, происходящих время от времени в небольших городах по всей стране; я слышу ропот народа — сословие против сословия. Знаете, брат королевы, император Иосиф, — весьма мудрый человек. Вы слышали, что он заявил, когда поинтересовались его мнением относительно того дела, о котором вы столь благородно высказываетесь? Он сказал: «Я профессиональный роялист». Он имел в виду, что не очень умно ставить под вопрос авторитет королей, поскольку если где-то создается прецедент, это рождает неуверенность и в других местах. Вы профессиональный аристократ и в то же время толкуете о свободе… Вы подчеркиваете правоту тех, кто поднял оружие против монархии. Такова моя точка зрения.
— У вас весьма циничные взгляды.
— У меня реальный взгляд на вещи, причем до поры до времени я полагал, что именно таким взглядом на жизнь гордились французы.
Я вмешалась:
— Хватит этих разговоров о войне. Кажется, вы оба уже не способны думать ни о чем другом. Дикон укоризненно взглянул на меня.
— Этот вопрос весьма важен для моей страны. Если мы проиграем, то потеряем свой плацдарм в Северной Америке. Но выиграем ли мы, проиграем ли — для Франции это имеет гораздо большее значение.
— Чепуха, — возразил Шарль. — Теперь я вижу, что англичане начали по-настоящему беспокоиться.
— Не начали, — отпарировал Дикон. — Мы беспокоились с самого начала. Считалось, что победы достичь гораздо легче, чем оказалось на самом деле. Никто не понимал, как трудно вести войну в столь дальних краях.
79 
