Ночное Солнце видел, как Марти выбралась на берег и, не одернув платья, быстро закружилась и упала на землю. Потом подтянула к себе корзинку с ягодами и стала угощаться малиной.
Ночное Солнце не отрывал темных глаз от девушки, не зная, что предпочел бы поцеловать в первую очередь — шелковые золотистые волосы, сочные алые губы или голые ноги.
Глава 26
— Известно ли тебе, зачем я призвал тебя этим утром? — спросил Идущий-по-Следу.
— Да, — ответил Ночное Солнце. — Я ждал этого.
— Я знаю тебя с той ночи полнолуния, когда ты родился. И все эти годы ты, как и другие воины, никогда не проявлял неосмотрительности.
В этих словах таился упрек. Ночное Солнце посмотрел в глаза пожилого вождя:
— На этот раз я поступил неумно. Мне не следовало привозить сюда белую девушку. Идущий-по-Следу кивнул:
— Это так, сын мой. Сделав это, ты навлек страшную опасность на весь народ сиу.
Пронзительная печаль охватила Ночное Солнце. Не от упрека Таинственного Воина, но оттого, что не существовало больше «всего народа сиу», который мог бы подвергнуться опасности. Кроме небольшого племени Идущего-по-Следу, одного-двух других, скрывающихся среди холмов, и, быть может, людей Сидящего Быка и Желчного Пузыря в Канаде, все могущественные вожди погибли или были загнаны в резервации.
— Прости меня, Идуший-по-Следу. Я поступил как бледнолицый, а не как сиу. Как мне исправить свою ошибку?
Глаза вождя потеплели.
— Не горюй так, сын мой. Девушка цела и невредима, отвези ее назад.
— Хорошо, мы тронемся завтра на рассвете и… Широкая ладонь легла на его плечо.
— Нет, Ночное Солнце. Не завтра. Пусть ее отец поволнуется еще пару месяцев. А затем верни девушку домой. Должен страдать генерал, а не девушка. Не причиняй ей вреда.
— Она не будет страдать. — Помолчав, Ночное Солнце спросил: — Значит, ты все знаешь?
— Что это дочь синего мундира, ослепившего Кроткую Олениху? Да, знаю. Золотистые волосы, зеленые глаза. А теперь ступай и приглядывай за златокудрой, как если бы она была членом твоей семьи. А через два месяца верни ее в родной дом нетронутой.
— Верну такой же, какой она попала мне в руки.
— Мое сердце радуется, когда ты так говоришь. — Идущий-по-Следу улыбнулся. — Женщина-ребенок красива. Будь мне двадцать четыре года, не знаю, можно ли было бы на меня положиться.
«Почему, по-твоему, я избегаю ее?» — подумал Ночное Солнце, но вслух ответил:
— Снова прошу прощения за то, что подверг мой народ такому риску. Я отвезу златокудрую назад, не причинив ей вреда, и только сам заплачу цену за совершенный мной поступок. — Он поднялся.
— Ценой может стать разбитое сердце, сын мой.
Была суббота, двадцать третье августа — девятнадцатилетие Марти Кидд.
Одна в своем тихом типи она сидела, обхватив руками колени и изо всех сил стараясь не слишком жалеть себя.
Никто здесь даже не знает, что у нее день рождения. Впрочем, это не очень огорчало Марти. Люди относились к ней с такой же добротой и уважением, как друг к другу, и она платила им той же монетой. Временами по ночам, лежа одна в постели и вспоминая прежние дни, Марти со стыдом думала, как была тщеславна и взбалмошна.
Здешние люди не отличались суетностью, и гордых лакотских сиу по праву считали одним из самых красивых, умных и храбрых среди индейских племен равнин.
Марти приподняла голову, когда чья-то тень закрыла вход в типи. Ее сердце учащенно забилось, потому что в проеме появился Ночное Солнце.
— Выйди посмотри, что у меня есть для тебя.
— Для меня? — Марти не верила своим ушам.
Он улыбнулся и, взяв ее за руки, поставил на ноги. Взглянув на босые ноги Марти, Ночное Солнце спросил:
— Где твои мокасины?
Марти пожала плечами. Привыкнув к прислуге, она не заботилась о своих личных вещах и бросала их, где попало. Ночное Солнце быстро нашел мокасины.
— Дай мне ногу, Марти.
Она охотно подчинилась, и Ночное Солнце, склонив голову, обул ее. Потом поднял на девушку полные муки глаза, и странный звук вырвался из его груди. Он привлек Марти к себе и всем телом прильнул к ней.
Но это продолжалось лишь секунду. Ночное Солнце отпустил девушку и поднялся.
— Извини, — сказал он. — Извини меня.
— Но за что? Я сама хотела…
— Нет, — отрезал он, отступая от Марти. — Пойдем.