– Как же оно может биться для кого-то еще, если оно принадлежит тебе!
Глава 4
Около года их нежная невинная любовь оставалась такой же нежной и невинной. Они держались за руки и обменивались неловкими торопливыми поцелуями. Они не скрывали своих чувств друг к другу. А раз не скрывали, то и родителей Мэри это не беспокоило. Преблы, и особенно Джон Томас, считали, что если бы что-нибудь и в самом деле было между двумя подростками, то это было бы видно по их поведению. Но никто из детей не чувствовал себя виноватым. Они вели себя свободно и открыто, так же, как это повелось с детских лет.
Джон Томас считал вполне естественным, что Клей стал первым поклонником его дочери, настоящим или воображаемым. Дети выросли вместе. Клей присматривал за девочкой. Он был ее другом и защитником. Мэри Элен всегда доверяла Клею. Неудивительно, что теперь, когда она выросла и ей хочется, как и ее подружкам постарше, иметь поклонника, то для этой роли она выбрала Клея.
Временно.
– Она ведь перерастет эту склонность, правда же, милый?
– Конечно же, перерастет, дорогая, – отвечал Джон Томас Пребл.
Пора было ложиться спать.
Жюли Пребл, в небесного цвета пеньюаре, сидела за туалетным столиком и расчесывала свои длинные шелковистые волосы.
Хозяин Лонгвуда, красивый и обходительный, в темно-бордовой атласной домашней куртке и темных брюках, смял только что зажженную сигару, закрыл книгу, которую читал, и поднялся со стула. Он направился прямо к жене и, стал на колени позади нее, обнял ее за молочно-белые плечи своими сильными руками. Склонившись к ней, Джон Томас прижался губами к затылку Жюли, потом, медленно двигая губы, стал целовать ее шею. Наконец он поднял голову и встретился в зеркале с глазами жены.
– Мэри Элен думает, что она женщина, – иронически заметил умудренный жизнью отец и улыбнулся – эта мысль позабавила его. – Но она не женщина. Мэри Элен еще совсем ребенок, и, пока она не повзрослеет, наша девочка еще не раз будет воображать, что влюблена.
Супруг ободряюще улыбнулся Жюли.
– Скоро к нам в Лонгвуд станут приезжать многочисленные претенденты на руку нашей дочери. Их будет так много, что мы им счет потеряем!
Жюли Пребл задумчиво кивнула.
Беспокоясь о счастье дочери, они уже не раз обсуждали ее отношения с Клейтоном Найтом.
Собственно говоря, они ничего не имели против Клея, но он, конечно, был неприемлемым кандидатом на роль будущего зятя. И, несмотря на то, что они были очень высокого мнения об Анне, и Клей им определенно нравился, оба супруга соглашались с тем, что Найты все же люди совершенно другого круга. Низшего. Как ни жестоко это звучит, но Найты были для Преблов и для их друзей-патрициев «белым отребьем». Преблы, с их голубой кровью, не могли всерьез рассматривать возможность брака своей дочери с сыном никчемного пьяницы и простой швеи. Этого просто не может быть.
Джон Томас Пребл сказал жене:
– Дай Мэри Элен немного времени, и она забудет о существовании Клея Найта.
Жена согласилась с ним и, положив на туалетный столик расческу с позолоченной ручкой, откинулась назад, прижимаясь к мужу.
Улыбнувшись, она сказала:
– Ты прав, Джон. Ты всегда прав. Мэри Элен чрезвычайно смышленый и любопытный ребенок. Думаю, что очень скоро она вскружит головы многим молодым людям.
– Это точно! – согласился Джон Томас Пребл и галантно добавил. – Так же, как ее красавица мать заставляет кружиться мою бедную голову!
Его темные проницательные глаза снова встретились в зеркале с голубыми глазами жены. И, провоцируя ее, супруг принялся не спеша стягивать с белых плеч жены легкий пеньюар и ночную рубашку. Джон Томас остановился только тогда, когда полностью освободил от невесомой ткани стройные белые руки, плечи и полные груди и когда легкие одеяния повисли у жены на бедрах.
– Да, да, любовь моя, – хрипло прошептал он, – моя голова кружится от одного твоего вида.
Жюли Пребл легко вздохнула, томимая предвкушением того, что последует дальше. Она знала, что дальше будет делать с ней муж, знала и ждала. Женщина замурлыкала и соблазнительно потянулась с поистине кошачьей грацией. Ее муж поднялся и, обхватив обеими руками голову жены, поцеловал блестящие светлые волосы.
Потом он легко поднял на руки свою полураздетую жену, пересек комнату и перенес ее к громадной кровати под балдахином.
Жюли Пребл тихонько вздохнула, когда муж осторожно поставил ее на ноги и стянул вниз голубой пеньюар и ночную рубашку. Он отступил назад, и одежды упали на роскошный ковер. При виде обнаженного тела жены в глазах мужчины загорелся огонь. Женщина протянула руку, дернула за поясок его куртки и откинула полы, обнажая его грудь. Дрожь прошла по всему телу Джона Томаса.