123 
Переменив свою небрежную позу, он уселся на край кровати и очень нежно, осторожно обнял Катрин. Медленно, даже как-то сосредоточенно, он, полузакрыв глаза, поцеловал ее. Нелепая мысль пришла в голову Катрин: герцог вдруг напомнил ей дядюшку Матье, когда тот, смакуя, как истинный знаток, пробовал хорошее вино из только что откупоренной бочки… Губы Филиппа были странно умелыми, и его поцелуй ничуть не напоминал грубоватую ненасытность Арно. Это была настоящая ласка, сознательная, обдуманная и ставящая своей целью пробудить удовольствие в теле женщины. Он прикасался к ней легко-легко… Но Катрин изнемогала. Ей казалось, что она катится вниз все быстрее и быстрее, куда-то, неизвестно куда. И нет ничего, за что можно было бы уцепиться… Это было страшное и изысканное головокружение, в котором не принимало участия сердце. Но тело – тело тайно наслаждалось…
Не отрывая рта от губ Катрин, Филипп уложил ее на подушки, и она, легонько вздохнув, застыла, ожидая, что последует за этим. Но ничего не последовало. Вздохнув в свою очередь, но тяжело, Филипп отпустил ее и встал.
– Как жаль, что у меня есть сейчас дела! Ведь самое приятное дело на свете – забыть обо всем рядом с вами.
Несмотря на эти слова, он, казалось, вполне владел собой. Он улыбался, но глаза оставались ледяными. Катрин стало не по себе, ей показалось, что он наблюдает за ней. Не переставая смотреть на нее, он протянул руку, взял с пюпитра колокольчик и позвонил. Появился паж, поклонился.
– Скажите капитану Руссе, что я жду его, он знает с кем.
Когда мальчик после нового поклона удалился, герцог вновь обратился к Катрин.
– Простите, что занимаюсь в вашем присутствии государственными делами, – сказал он с вежливой улыбкой, которая не достигала его глаз. – Но мне хотелось бы покончить с этим, чтобы вы были довольны и спокойны. Надеюсь, что вы будете счастливы…
Прежде чем Катрин, ничего не понявшая в этой маленькой речи, успела ответить, паж распахнул дверь. Вошли три человека. Первым был Жак де Руссе. Узнав его спутников, Катрин закусила губу, чтобы не закричать. Это были Арно и его друг Сентрайль.
Задыхаясь от боли, резкой, словно удар кинжала, она чувствовала, как жизнь покидает ее. Кровь отлила от ее лица, от рук и бурно хлынула в сердце, будто для того, чтобы остановить его. Теперь она понимала, какую ловушку ей расставил Филипп, чтобы убедиться, что она не солгала ему, говоря, что только простая детская дружба связывает ее с Монсальви. В этой ярко освещенной солнцем постели, в этой прозрачной одежде, за которой угадывалось ее тело, рядом с одетым по-домашнему Филиппом, она была пригвождена к позорному столбу. Разве теперь Арно усомнится в том, каков характер ее отношений с герцогом? Она видела только его застывший профиль. Теперь он не смотрел на нее, но когда вошел, то хлестнул по лицу взглядом, полным презрения.
Молчание, показавшееся ей бесконечно долгим, на самом деле длилось лишь несколько секунд. Раздался голос Филиппа – беззаботный, любезный… Без сомнения, он был доволен разыгрывающимся перед ним спектаклем.
– Я должен извиниться перед вами, господа, я попросил вас прийти сюда, чтобы принести извинения, более чем искренние! Боюсь, что мессир де Люксембург позволил увлечь себя любви к нашей короне, быть может, слишком горячей любви. Он забыл, что вы мои гости, а особа гостя священна. Соблаговолите простить меня за неудобства, которые причинили вам этой ночью. Ваши экипажи ждут вас, вы свободны…
Он прервался, подошел к пюпитру и, взяв с него пергамент, на котором писал чуть раньше, протянул его Сентрайлю:
– Этот пропуск позволит вам абсолютно безопасно доехать до Гиза. Что до вас, мессир…
Теперь он повернулся к Арно, достал из сундука шлем с королевскими лилиями и подал ему:
– …Что до вас, то я с радостью возвращаю вам этот шлем, который вы носили с такой отвагой и доблестью. Клянусь честью, мессир, я очень сожалею, что вы так привязаны к моему кузену Карлу, потому что мне хотелось бы устроить ваше счастье.
– Вы его устроили, монсеньор, – холодно ответил Арно. – Да, я предан своему господину, королю Франции. Но это не значит, что я не благодарен Вашему Высочеству за любезность. Я прошу Ваше Высочество забыть некоторые слова… может быть, слишком пылкие… которые я говорил в ваш адрес…
Он вежливо, но сухо, как диктовала ему гордость, откланялся. Сентрайль в свою очередь поблагодарил герцога. Последний снова сказал какие-то приятные слова и наконец отпустил рыцарей.
123 
