Несколько долгих минут слышны были лишь звуки все более страстных поцелуев и прерывистое лихорадочное дыхание. Софи так и не поняла, сама ли она положила руку Ива себе на грудь или это сделал он. Но его прикосновение заставило все ее тело содрогнуться от безумного желания, пронзившего ее словно электрическим разрядом.
— О, пожалуйста, пожалуйста...— словно в забытьи бормотала она, выгибаясь всем телом и подставляя грудь сладостным прикосновениям его пальцев. Не выдержав мучительного ожидания, она сама взмолилась, прося его облегчить страдания ее пылающей плоти целительным прикосновением уст.
Никогда прежде не случалось Софи молить мужчин о любви, тем более — о любви физической. Ей даже в голову не приходило, что у нее может возникнуть такое желание. Однако сейчас оба они очутились в мире, где весь ее предыдущий опыт, все обычные правила и законы не значили ровным счетом ничего. Значение имели лишь ощущения и желания — ее и его.
Когда Ив, подчиняясь ее неистовым мольбам, приподнял тонкую тенниску и принялся ласкать губами и языком набухшую, изнывающую от желания грудь, Софи едва не лишилась сознания от невероятного, неведомого до сих пор наслаждения.
Он словно мурлыкал, хрипло постанывая, лаская и целуя ее. И в нем нарастало все более неистовое желание, которое передавалось Софи. Ей мучительно хотелось прикоснуться к нему, изучить, познать. Она уже знала, что этих жадных губ на ее груди мало, безумно мало, недостаточно, чтобы хоть немного успокоить, умерить властный и неодолимый зов пробудившейся плоти.
Дрожащими ладонями она охватила его лицо и мягко отстранила. Когда он вопросительно взглянул ей в глаза, она молча повернулась и, взяв его за руку, направилась к лестнице.
Ее маленькая изящная ручка почти полностью утонула в его крупной ладони, однако он покорно следовал за ней. Лишь когда они начали подниматься по ступенькам, Софи вдруг ощутила мягкое сопротивление и услышала сдавленный голос:
— Послушай, ты вовсе не должна это делать, понимаешь?
— Нет, я должна,— ответила она со спокойным достоинством.— Но если не хочется тебе...
Ее благородная искренность заставила сердце Ива сжаться от нежности. Она была такой доверчивой, такой великодушной, такой... Она была совершенством!
— Ты еще спрашиваешь! — ответил он с горестным самоуничижительным смешком и опустил глаза вниз, на себя. — Ответ, боюсь, более чем очевиден.
Не в силах удержаться, Софи проследила за его взглядом. Глаза ее расширились, щеки слегка порозовели от удовольствия, и она с трудом воспротивилась желанию протянуть руку и прикоснуться к этому наглядному и предельно красноречивому доказательству его страсти.
В первый раз в жизни Софи осознала, как можно гордиться своим телом. Теперь она нетерпеливо стремилась поскорее предстать перед ним обнаженной, увидеть, как ее нагота наполняет его благоговейным трепетом, восторгом и желанием. И испытать то же при виде его наготы.
Увлекая Ива за собой в маленькую, почти пустую мансарду, она улавливала легкое дрожание его горячей руки.
Открыв дверь, Софи на секунду — но только на секунду — испытала сожаление по поводу голых стен, невыразительной обстановки, и легка продавленной тахты, застеленной простым льняным бельем. Но ведь им и не нужны общепринятые романтические атрибуты: атласное белье, огромная четырехспальная кровать, парчовые портьеры и роскошные ковры. Достаточно того, что есть он и она, а все остальное неважно.
Ив молча огляделся. Даже бурлившая в нем страсть не помешала ему отметить убогость комнатушки. Но не это занимало его внимание. Он ощутил слабый, но вполне различимый аромат свежести, чистоты и еще чего-то удивительно приятного, но совершенно не определяемого словами. И он мгновенно, безошибочно угадал запах Софи.
— Так ты здесь остановилась?— спросил он и слегка нахмурился.
Дело в том, что район, где Фернану удалось приобрести дом подешевле, мягко говоря, не считался респектабельным и даже просто спокойным. Мысль о том, что он оставит здесь Софи одну, была просто непереносима. Он этого не допустит.
— Да, здесь,— кивнула Софи. На лице ее появилось слегка встревоженное выражение. — Что-нибудь не так?
— Нет, все так,— заверил он.— Там, где ты, все прекрасно, а прекраснее всего — ты. Потому что ты — совершенство.
Он взял ее руку, поднес к губам и медленно, один за другим начал целовать пальцы, внимательно и нежно глядя в глаза.