56 
– Счастье? А не проклятие ли?
– Счастье, Нина. Вы только подумайте, какой была бы без меня ваша жизнь, – скука смертная!
– Откуда вам знать?
– Это и слепому видно. Ну что у вас за ремесло – копаться в грязном белье? Со временем вам бы это обрыдло. Рано или поздно наступает пора оставить чужое грязное белье и начать пачкать свое. Если бы не я, вас бы на это не хватило. Теперь же, о воплощение, добро пожаловать к великим начинаниям творцов.
– Действительно, я чувствую, как во мне зреет одно начинание, и это приводит меня в замешательство.
– Вполне естественно. Сомнение и страх – непременные спутники великих начинаний. Мало-помалу вы поймете, что это смятение – тоже часть удовольствия. А вам ведь так необходимо удовольствие, не правда ли, Нина? Решительно, я дал вам все и всему вас научил. Начиная с любви – дорогое воплощение, я трепещу при мысли, что без меня любовь осталась бы для вас тайной за семью печатями. Если вернуться к разговору о глаголах – знаете ли вы, что глагол «любить» грамматически дефективный?
– Это еще что за вздор?
– Он спрягается только в единственном числе. Его множественное число – не что иное, как замаскированное единственное.
– Красное словцо.
– Ничего подобного: не я ли доказал наглядно, что, когда двое любят друг друга, один должен исчезнуть, чтобы вернуть глагол в единственное число?
– Не хотите же вы сказать, что убили Леопольдину во имя вашего грамматического идеала?
– Резон вам кажется ничтожным? Назовите мне необходимость более насущную, чем спряжение! Да будет вам известно, недалекое воплощение, не будь этой грамматической категории, мы с вами даже не знали бы, что я – это я, а вы – это вы, и наш приятнейший разговор не мог бы состояться.
– О, если бы!
– Полноте, не отворачивайтесь от своего счастья.
– Счастья? Я не чувствую и тени счастья, я вообще ничего не чувствую, кроме бешеного желания вас задушить!
– Ну наконец-то, воплощение моего сердца. Уже минут десять, как я всеми силами склоняю вас к этому самым что ни на есть недвусмысленным образом. Я нарочно дразнил вас, я довел вас до крайности, чтобы отсечь последние сомнения, а вы все еще медлите! Чего вы ждете, драгоценная моя любовь?
– Не могу поверить, что вы действительно этого хотите.
– Даю вам слово.
– И потом, у меня нет опыта.
– Это дело наживное.
– Я боюсь.
– Тем лучше.
– А если я этого не сделаю?
– Жизнь станет невыносимой. Поверьте, мы зашли так далеко, что у вас уже нет выбора. К тому же вы подарите мне шанс, о каком я не смел и мечтать: я умру точно так же, как умерла Леопольдина, и узнаю наконец, что она чувствовала. Ну же, дорогое воплощение, приступайте, я готов.
Журналистка справилась без сучка, без задоринки. Все было сделано быстро и чисто. Классицизм не допускает ошибок вкуса.
Покончив с делом, Нина выключила магнитофон и присела на диванчик. Она была совершенно спокойна. Правда, заговорила сама с собой, но виной тому было вовсе не расстройство ума. Она сказала, обращаясь к незримому собеседнику как к задушевному другу, нежно, с капелькой озорства:
– Милый старый безумец, вы и вправду чуть было не положили меня на лопатки. Ваши речи раздражали меня так, что и передать нельзя; еще немного – и я вправду лишилась бы рассудка. Теперь мне гораздо лучше. Должна признать, что вы были правы: душить – дело весьма приятное.
И воплощение залюбовалось своими руками.
Неисповедимы пути Господни. Пути к славе еще неисповедимее. После случившегося книги Претекстата Таха пошли нарасхват. Десять лет спустя он вышел в классики.
56 
