Последние отзывы

  37  

Машины школьные друзья пели под гитару. Прислушиваясь к девчоночьим голосам, Маша думала о том, что для бардовских песен о дальних дорогах, тайге и Геркулесовых столбах они совсем не подходят. Те песни полагалось петь нормальными человеческими голосами, не выводя высоких нот. «Наши-то про рябину, небось, не станут...» – память об университете царапнула острым коготком. Прислушиваясь к искренней разноголосице, Маша вдруг вспомнила картину, по которой когда-то в десятом классе делала доклад на литературе: Всюду жизнь.

Жизнь, в которую она сегодня вошла, показалась веселой и легкой. Словно возражая брату, тосковавшему по чужим странам, Маша радовалась, что не хочет никуда уезжать.

Она поймала Наташкин взгляд. Глядя на Машу, Наташка улыбалась через стол. Маша поднялась и села с ней рядом.

– А ты чего ж не поешь?

– Голоса нету.

– Ну и что! Будто в голосе дело... Главное, чтобы от сердца, от души!

Стол задвинули в угол. Старый магнитофон загорелся веселым глазом, и несколько пар – по числу мальчишек – затоптались на свободном пространстве. Этих песен Маша и вовсе не знала: вокально-инструментальные ансамбли, хрипевшие по-русски. На школьных вечеринках крутили Дип Перпл и Битлз.

– Потанцуем? – Наташка потянула ее за руку.

– Не могу, нога... – лодыжка слегка побаливала.

– Ладно, – Наташка согласилась, – тогда и я посижу. А хочешь покажу маму и брата?

В Наташкином уголке, рассмотрев простоватую маму, глядевшую в объектив строго и пристально, Маша вдруг вспомнила про декана и, отложив фотографию мальчика в тренировочном костюме, спросила про Успенского. Наташка подмигнула пьяненьким глазом:

– У-у! Разное про него ходит... Говорят, даже сидел.

– За что? – Маша прошептала испуганно.

– Не знаю. Значит, было за что! – Наташка отвечала, не удивляясь Машиным расспросам. – А вообще, говорят, кобель первостатейный, ни одной юбки не пропустит, так и норовит затащить. Правда, не та-ак, чтобы за экзамен, – она погрозила пальцем. – Не дашь – не сдашь. Этого не-ет, мужик порядочный, не то что некоторые... – Наташка усмехнулась в сторону. – Ну гляди, похожи? Классный у меня брат?

– Похожи. Классный, – Маша глянула мельком. – А как... вообще?

– Ну как? – Наташка задумалась. – Препод, говорят, классный! Читает здорово. Девчонки говорили, уумный! Ой, – она вскочила. – Сижу, позабыла все, Леха мой должен прийти.

Сорвавшись с места, она побежала встречать.

О том, что Успенский сидел, Маша не стала и думать: профессор, заведующий кафедрой – типичные сплетни. Ее смутило другое: Наташка намекала на то особенное, что могло связывать преподавателей и студенток. Выходило так, будто экзамены, которых Маша боялась даже во сне, могли стать делом не столько страшным, сколько стыдным. Даже про себя не решаясь назвать открыто, Маша думала о том, что на этом пути, если знать и решиться заранее, можно было победить паука. Для этой победы не понадобились бы никакие опасные выдумки.

«Какая ерунда!» – она оборвала себя, морщась от отвращения, но что-то, певшее с Наташкиного голоса, не желало смолкнуть. Дрожало, как чужая песня, сливалось с именем Успенского, которого Наташка, передавая мнение знающих девчонок, назвала порядочным. «Хватит!» – Маша встала с Наташкиной постели и вышла к гостям.

Вечеринка была в самом разгаре. Присев в уголке, Маша наблюдала с интересом: в школьные времена ей не доводилось бывать на таких праздниках. Нет, ее одноклассники тоже танцевали не по-пионерски, прижимались друг к другу так, что девочки, оставшиеся без пары, многозначительно переглядывались. Бывало, какая-нибудь парочка под шумок исчезала, и все понимали: на лестницу, целоваться. Соблюдая деликатность, их не беспокоили. Но эти и не думали скрываться: целовались у всех на глазах. Это никого не удивляло, словно было делом самым обыденным. «Ой!» – она вспомнила Валин рассказ про голых и, машинально потянувшись к своей рюмке, сделала полный глоток.

«Жить, думать, чувствовать, любить...» – Маша повторила про себя.

Теперь, когда она оказалась на их празднике, Валин рассказ показался не таким уж страшным. Подруга могла и преувеличить. Может быть, ничего такого и не было...

– Еще посидишь? – тихий голос раздался над ухом.

Маша спохватилась: часы показывали десять. В этой комнате время летело незаметно. Пошептавшись с Валей, она выскользнула в коридор и заторопилась вниз по лестнице.

  37