– Отец, что ли? – стоя в дверях, нянька поинтересовалась сочувственно.
– Нет, – тыльной стороной ладони Виолетта вытерла лоб.
– Ага, то-то я смотрю, ты – беленькая, а он – чернявенький.
Удивляясь, Виолетта смотрела на русую голову мужа.
– Врачи-то скоро? – наконец, сообразив, о чем говорит старуха, Виолетта перевела разговор.
– Известно, когда на обход пойдут, – нянька объясняла словоохотливо. – А ты, раз уж тут, в тумбочках помой и прибери: вчера двоих перевели в общую. Что испортилось – на помойку, или сама чего съешь, раковина вон немытая, а я покамест – туалеты, – распорядившись привычно, она нехотя взялась за ведро, может быть, надеясь, что родственница вызовется помыть и туалеты.
Покончив с тумбочками, Виолетта села на стул дожидаться обхода. На мужа, лежавшего неподвижно, она косилась с опаской. Темный линолеум блестел. Оглядывая испорченную блузку, приткнутую под раковину, она решала, стоит ли сунуть няньке или с нее довольно и так.
Счет деньгам Виолетта знала с детства. Даже тогда, когда был жив отец, мать выгадывала непрестанно, считая и пересчитывая копейки. В ее голове словно бы работал конторский арифмометр: щелканье крутящихся дисков перебивал звуки внешнего мира. Еще девочкой Виолетта удивлялась: считая, мать безотчетно шевелила губами, и если кто-то обращался к ней в это время, отвечала слишком громким голосом, как будто перекрикивала стук. Когда-то давно Виолетта дала себе слово: никогда она не станет такой, как мать, но, повзрослев, замечала в себе материнские привычки, с которыми старалась бороться.
Теперь, отмыв пол, она снова вернулась к ленинградским мыслям, и мысли эти были безрадостными. Город, в который она приехала, так и не стал для нее родным. Друзья мужа, первое время приходившие в гости, глядели на нее не то чтобы презрительно – настороженно. В их обществе ей всегда казалось, что каждый из них дожидается, когда она ляпнет какую-нибудь глупость, чтобы мгновенно это отметить, многозначительно переглянувшись. Веселая и разговорчивая с детства, Виолетта в их присутствии все больше помалкивала. Сколько раз она уговаривала себя не робеть, но тон, который они брали, звучал непонятно и насмешливо. Этот тон Виолетта хотела, но не могла перенять. С нянечкой, говорившей про чернявенького, она чувствовала себя легко, но в то же время стыдилась этой легкости, потому что нянька была темной дурой, к тому же нахальной и неблагодарной.
Прервав неприятные раздумья, Виолетта прислушалась к неровному дыханию и, не уловив изменений, отправилась на пост – знакомиться с сестрой. Молодая девица сидела за столом. Лампочка, бросавшая ровный круг, высвечивала крашеные волосы. У корней они успели отрасти. Кажется, сестра дремала, по крайней мере, расслышав Виолеттины шаги, она испуганно вскинулась: «Господи! Чего крадешься? Напугала». С этой девицей они были одних лет.
Обрадовавшись легкому «ты» (не хватало еще выкать крашеной дуре), Виолетта спросила про мужа.
– Как? Могилевский? Ну и фамильица, прям для нашего отделения... – сестра полистала толстую тетрадь и покосилась на Виолетту. – Муж, говоришь? Что, и дети есть?
– Дочка, – Виолетта ответила тихо.
– Вообще-то, ты – молодец, вовремя привезла. Вчера говорили, еще бы полчаса... Считай, спасла. Сама-то приезжая?
Виолетта знала, что выгоднее подтвердить, но, выслушав речи лохматой девицы, ответила высокомерно:
– Ленинградка.
– А чего ж за старого пошла? – сестра взбила крашеные волосы. – Теперь вот мыкайся всю жизнь – с инвалидом.
– Ничего, зато – обеспеченный, – щелкнув сумочкой, Виолетта нащупала бумажку. – На вот, всю ночь, небось, не спала. Тебе – за труды.
– Спасибо, конечно, – девица хихикнула благодарно. – Труды мои там – в ординаторской.
Виолетта оглянулась недоуменно.
– Слушай, а можно я ночью подежурю? Мало ли... Подать, принести...
– Чего, тоже в ординаторскую потянуло, от старогото муженька? – девица подмигнула весело.
Только теперь Виолетта заметила, что девица-то, похоже, нетрезвая.
– Ладно, вот придет Верка, сменщица, я ей тебя покажу. Она уж скоро заступает – на сутки. Ты иди пока, побудь в палате.
Разговор с сестрой показался странным, но, вспомнив про Юлика, который должен был подойти к одиннадцати, Виолетта заспешила в вестибюль.
– Ну как? – Юлий спрашивал упавшим голосом.
– Ничего, – после разговора с сестрой она ответила неуверенно и, отвлекаясь от неприятных мыслей, заговорила о состоянии его отца, подробно описывая, каким нашла его поутру.