Особенно,... 
96 
– Я думал, мы только начали.
– Тебе решать.
Они пошли дальше. Выбранная Оливией тропа становилась все круче. Освещение понемногу менялось и вскоре стало ярко-зеленым, посеребренным слабым солнечным светом, который пробивался сквозь небольшие пробелы в хвое. Между деревьями замелькали полевые цветы, создававшие яркий контраст со множеством оттенков зеленого.
– Это напоминает подводное плавание.
– Что именно?
– Подводное плавание с дыхательной трубкой, которым я занимался в Мексике, – пояснил Ной. – При известном навыке можно нырнуть глубоко и плыть под водой достаточно долго. Освещение непривычное – не зеленое, как здесь, а разное, потому что поверхность воды преломляет солнечные лучи. Все становится мягким, нежным и меняет форму. Ты когда-нибудь плавала с трубкой?
– Нет.
– Тебе бы понравилось.
– С чего ты взял?
– Ну… Ты сбрасываешь с себя привычные представления и оказываешься в чужом мире. Никогда не знаешь, что увидишь в следующий миг. Ты любишь сюрпризы?
– Вряд ли…
– Врушка, – улыбнулся он. – Все любят. Кроме того, ты натуралист. Может быть, жизнь моря не твой конек, но тебе бы понравилось. Пару лет назад мы с другом Майком провели две незабываемые недели в Косумеле.
– Занимаясь подводным плаванием?
– Ага. А чем ты занимаешься в последнее время?
– Вожу по лесу городских парней, не вызывающих у меня ничего, кроме злости.
– Я не злил тебя как минимум час. По секундомеру… Оп!
Вот оно.
– Что? – Сбитая с толку, Оливия обернулась.
– Ты улыбнулась. На этот раз не сумела сдержаться и улыбнулась мне. – Он прижал руку к сердцу. – Вот теперь я влюбился. Давай поженимся и заведем еще несколько лабрадоров.
Она фыркнула.
– Ну вот, ты опять разозлил меня. Засекай время.
– Нет, не разозлил. – Он зашагал с ней в ногу. Приноровиться к походке Оливии оказалось очень легко. – Лив, я снова начинаю нравиться тебе. Ты не можешь справиться с собой.
– Я могу быть терпимой, но от терпимости до симпатии очень далеко… Но вернемся к нашим баранам. Если ты посмотришь по сторонам, то увидишь кислицу, печеночник…
– Вот печеночника мне только и не хватало… Ты когда-нибудь ездила в Лос-Анджелес?
– Нет. – Она подняла глаза, но не осмелилась встретиться с ним взглядом. – Нет.
– Ты могла бы как-нибудь навестить тетю.
– Они приезжают сюда. Как минимум дважды в год.
– Должен тебе сказать, мне трудно представить Джейми бродящей по лесам. Она очень светская дама. Впрочем, раз она выросла здесь, ей легко здесь освоиться. А как себя здесь чувствует ее муж?
– Дядя Дэвид? Он любит ее настолько, чтобы приезжать и позволять моей бабушке таскать его ловить рыбу на озеро. Так ведется годами, хотя все давно знают, что он ненавидит рыбалку. Если очень не повезет, Дэвид действительно умудряется что-то поймать, и тогда ему приходится чистить рыбу. Как-то раз мы уговорили его пожить в палатке.
– Только один раз?
– Думаю, именно так тетя Джейми получила свое ожерелье с жемчугом и бриллиантами. Это был выкуп за то, что она больше никогда не заставит его спать в лесу. Ни сотового телефона, ни портативного компьютера, ни обслуживания в номере… – Она покосилась на Ноя. – Думаю, это относится и к тебе.
– Ну, я могу отказаться от сотового телефона когда угодно. У меня нет такой привычки. А ночевать под открытым небом мне приходилось достаточно.
– В палатке, разбитой на заднем дворе.
– И в лагере для бойскаутов.
Она снова весело засмеялась, сама не замечая этого.
– Ты никогда не был бойскаутом.
– Был. Правда, очень недолго, в блаженном возрасте шести с половиной лет. Но мне внушала отвращение форма. Особенно эти уродские панамы.
Ной слегка отклонялся от намеченной цели, но не хотел прерывать течение беседы. Все же ему удалось разговорить ее.
– А ты не была герлскаутом?
– Нет. Я всегда терпеть не могла ходить стадом.
– И не хотела носить их дурацкие тюбетейки.
– Это тоже сыграло роль. Как ботинки, не жмут?
– Нормально. Фирма есть фирма.
– Ты что-то запыхтел, герой.
– Я не пыхтел. Это Ширли. Слушай, почему я называю тебя по имени, а ты меня нет?
– Язык не слушается. – Она постучала пальцем по бутылке, болтавшейся на его поясе. – Попей. Смажь мышцы. Сейчас ты заметишь, что лозы дикого винограда стали выше, чем внизу. И что сквозь растительность просвечивает голая земля. Мы поднялись на сто пятьдесят метров.
96 
