— Тогда вам предстоит даже более долгое путешествие, чем нам. Мы едем лишь до Денвера.
Молодая женщина села и положила руки на колени Костюм у нее был такой же дорогой, как у Джессики, и значительно менее измят. На вид ей было лет семнадцать. По-видимому, ее не очень радовало предстоящее путешествие.
— Я пересяду к извозчику, — предложил Вулф — Вам будет удобнее.
— О нет, сэр, — возразила она быстро, не поднимая взгляда на его лицо. — Снаружи очень сыро и для человека, и для зверя. И потом, мне на нервы действует эта дикая пустыня, а не вы… Ходят слухи об индейцах — Она передернула плечами. — Я как подумаю, что где-то поблизости эти убийцы и нехристи, так меня холодный пот прошибает.
Вулф скрыл свое удивление.
— Не все индейцы убийцы, — сказала Джессика. — Некоторые из них весьма гостеприимны. Я бывала в их лагере.
— Вы были заложницей? — спросила молодая женщина, ужаснувшись и заинтересовавшись одновременно.
— Едва ли. Лорд Роберт Стюарт — друг чейеннов. Мы были у них гостями.
— Я скорее подружусь с самим дьяволом, чем с краснокожими. Им нельзя доверять. — Она разгладила платье и решительно сменила тему разговора: — Очень славное у вас платье, мадам. Это французское?
— Да. Мои опекуны предпочитают английский стиль, а мне нравится простота французских фасонов.
Молодая женщина бросила быстрый взгляд на Вулфа, интересуясь, не был ли он одним из тех самых опекунов.
— Мой муж, — Джессика голосом подчеркнула слово «муж», — вообще не признает никаких стилей. Не так ли, мистер Лоунтри?
— Мало толку от этих шелков и прочих глупостей на Западе, леди Джессика.
— Леди? — быстро спросила молодая женщина. — Значит, вы англичанка?
Джессика подавила в себе привычное желание поправить собеседницу.
— Близко к этому.
— Настоящая титулованная леди? — продолжала допытываться та.
— Не здесь, — ответила Джессика. — Здесь я миссис Лоунтри.
— Я миссис О'Коннор, — поколебавшись, она добавила: — Лоунтри — необычная фамилия.
— Настоящая фамилия — Дерево Стоящее Одиноко, но для большинства проще Лоунтри, — пояснил Вулф
— Это звучит по-индейски.
— Так оно и есть.
Молодая женщина побледнела. Она уставилась на Вулфа, впервые вглядываясь в человека, одетого в дорогую городскую одежду
— Господи, вы краснокожий!
— Иногда, — согласился он. — А иногда я сверхцивилизованный гражданин Британской империи. Большей частью я просто человек с Запада.
Миссис О'Коннор издала тихий, жалостливый возглас и стала теребить платок дрожащими пальцами. Она смотрела во все стороны, только не на Вулфа.
Вулф вздохнул, натянул поглубже на голову шляпу и оказался перед дверью подпрыгивающего дилижанса. Широко распахнув дверь, он соскочил на дорогу и потянулся рукой к багажнику на крыше экипажа.
— Вулф, ты куда? — крикнула Джессика.
— Миссис О'Коннор будет чувствовать себя спокойнее, если я не буду раздражать своим присутствием цивилизованных людей.
С этими словами он с кошачьей ловкостью запрыгнул на верх экипажа и продвинулся вперед, чтобы сесть рядом с удивленным извозчиком. Дверь дилижанса захлопнулась.
— Вы ведете себя по меньшей мере глупо, — сказала Джессика весьма холодно. — Мой муж — больше джентльмен, чем любой из тех, кого я встречала в Америке.
— Моя семья погибла от рук краснокожих, когда мне было двенадцать. Я спряталась, но видела, что они делали с матерью и Сисси, а мать была на седьмом месяце. — Руки молодой женщины описали круг возле собственного живота. — Бедный младенец умер, едва родившись… Дикари!.. Убийцы и дикари! Я надеюсь, что армия прогонит их всех к черту, который их и расплодил.
Джессика закрыла глаза. И тут же перед ними возникли кошмары, и память стала раскручивать их. Она тоже видела, как умирали только что родившиеся младенцы. В том, как корчились крохотные тельца, был не поддающийся описанию ужас.
Дрожа от холода, Джессика плотнее запахнула дорожный плащ. Стараясь использовать тепло, оставшееся после Вулфа, она свернулась возле небольшого кожаного саквояжа, который он взял в дилижанс.
Пейзаж оставался до отупения однообразным. Джессика не делала никаких попыток возобновить разговор с миссис О'Коннор. В том отвращении и страхе, что звучал в голосе молодой женщины при упоминании об индейцах, было не более здравого смысла, чем в суждениях аристократов, которые с презрением говорили о виконтовом дикаре