Поцелуй Вулфа был глубоким, горячим, откровенно жадным. Когда он закончился, оба часто и шумно дышали. Он хотел поцеловать ее снова, когда передняя дверь распахнулась.
— Продолжайте это благое дело, глядишь, в следующую зиму еще один маленький крикун появится, — сказал Рейф, тщетно пытаясь скрыть улыбку.
Вулф прижал полыхающее лицо Джессики к груди.
— Мы готовимся полюбоваться твоим племянником.
— Гм-гм… Я слышал, что нужно пройти через баню, прежде чем мне позволят взглянуть на малышку.
— Справься у Рено.
— Я справлялся. Он грозил мне щеткой размером с сиденье, а глаза у него при этом были просто зверские.
Джессика в рубашке Вулфа засмеялась.
— Ты душишь ее? — осведомился Рейф вежливо.
Вулф коснулся рукой подбородка Джессики.
— Ты задыхаешься? — спросил он негромко.
Лицо ее снова вспыхнуло, и она прошептала что-то, чего Рейф не мог расслышать.
— Что она сказала?
— Она сказала, что довольна, что ты идешь в баню.
— Черт возьми!.. Не замучили бы малышку до моего прихода!
— Какую малышку? — спросил Вулф, приподняв Джессику.
— Вулф! — смущенно проговорила Джессика и стала колотить его в грудь.
Рейф засмеялся и закрыл за собой дверь.
— Давай, малышка, — сказал Вулф, ставя Джессику на пол. — Покажи мне маленькое чудо.
Сияющая улыбка Виллоу оттеняла бледность ее лица, когда она поприветствовала Вулфа. Калеб сидел у кровати, держа на согнутых руках спящего младенца. Когда Вулф подошел ближе, Калеб чуть пододвинул к нему драгоценный маленький сверток.
— Положи одну руку под головку, а другую под попку, — подсказала Джессика Вулфу.
— Господи, — прошептал Вулф, — какой крохотный!
— Но не для младенца, — гордо заявил Калеб. — В нем почти два фута, а весит он девять фунтов без одной унции.
— Я и говорю — маленький…
Вулф взял спящего малыша на руки и посмотрел на него с нежностью, которая смягчила суровые складки его лица. Когда глаза у малыша приоткрылись, Вулф удивленно выдохнул воздух.
— Ты только посмотри на эти глаза! Карие! Твой сын, это точно!
Некоторое время малыш изучал Вулфа невидящими глазенками, затем зевнул, выпустил крохотный пузырь и через несколько секунд снова заснул. Вулф тихонько засмеялся и тронул крохотную пухлую щечку малыша большим пальцем.
Глядя на Вулфа, Джессика испытала чувство, похожее на боль. Она увидела изумление в лице Вулфа, когда он переводил взгляд с глаз малыша на глаза Калеба. Увидела она и другое. Страстное желание Вулфа держать на руках собственного ребенка и ощутить чудо продолжения жизни.
Человеку не нужны титулы или богатства для того, чтобы хотеть ребенка. Осознание этого причинило ей такую боль, что она едва сдержала крик.
— Ты собираешься быть таким же упрямым и славным, как твой папа? — нежно спросил Вулф. — Я надеюсь на это. Миру требуются рыцари справедливости, чтобы держать дьявола в узде
Вулф посмотрел на Калеба и улыбнулся ему.
— Я все же надеюсь, что в следующий раз у вас будет дочка. Миру нужны западные женщины.
— Сам заведи ребенка, — коротко отреагировал Калеб.
Одна Джессика заметила, как погас свет в глазах Вулфа. Он нагнулся, как будто желая еще раз посмотреть на спящего малыша. Джессика представила, что он, наверное, думает сейчас об их женитьбе, о ловушке, в которую попал, и о том, что у него никогда не будет дочери или сына.
Однако когда Вулф поднял голову и передал малыша Виллоу, на его лице светилась улыбка. Она была столь же искренней, как и печаль.
— Ты сотворила прелестного малыша, — сказал он Виллоу
— Мне кое-кто помогал.
— Чертовски мало. Такой страшилка, как Калеб, не может сотворить такого славного ребенка.
Виллоу улыбнулась и посмотрела на Калеба.
— Мой муж красив, как бог.
— Ну, это только тебе так кажется, — проговорил Вулф. — А что касается меня… Я видел и более симпатичные вещи, чем стадо буйволов. Ладно, один буйвол!
Калеб хмыкнул. Вулф повернулся и быстро, крепко, по-мужски обнял его, как брат брата.
— До этого у тебя было солнце, — сказал Вулф — Сейчас у тебя есть луна и звезды. Береги их.
Джессика отвернулась, потому что ей было невыносимо слышать печаль, которую Вулф не мог преодолеть в себе, даже искренне радуясь за друга.
15
Она шла обнаженной по бескрайней ледяной равнине. Вокруг не было ничего живого. Все застыло в неподвижности, и лишь многоголосый ветер хозяйничал кругом. Вдали росло могучее дерево, ветви которого могли дать кров и защиту.