— Как Леша? — спросил Кир, и Багрянец сразу погрустнел.
— Плохо ему. Нам же в городе, пока сюда добрались, и пострелять пришлось, и побегать. Ну и одолело его под конец, уже здесь, в горах. Слег теперь. Про тебя, Кирилл, все спрашивал.
— Тогда надо сначала заглянуть к нему, — решил Кир.
— Ну, смотри, если так, то нам в этот коридор. Эй, братаны, проведите лаборанта к моей пещере. Слышь, Деня, бритва там на сундуке лежит у входа, а вода — в бочонке на полке, крантик в нем открываешь, она в таз льется.
Багрянец показал терианцам на Дениса, потом на ведущую дальше лестницу. Втроем они пошли вниз, а Павел с Кириллом свернули в коридор.
— Слишком тут много всего, — заметил Кир. — Откуда в угольной шахте такие коридоры?
— А ты узоры на стенах, что ли, не заметил? — спросил шествующий впереди Павел. — Эти…
— Барельефы?
— Да-да, рельефы. Короче, мы так с полковником поняли, что до шахты тут храм был. Здоровенный такой древний подземный храм, где местные всяким истуканам молились. Некоторые рельефы лучше сохранились, я рассмотрел — такие странные!
— Какие местные — мангулы, что ли? Но я понял из рассказов, они совсем дикие и неразвитые.
— А может, раньше развитее были, как какие-нибудь хреновы ацтеки? Или, может, тут другой кто жил в старину? В общем, шахту терианцы на месте храма устроили. А теперь вот и базу свою. Ладно, пришли.
Коридор закончился деревянной дверью, где был выжжен рисунок — сердце внутри треугольника.
— Это у них знак медицинский, лазарет то бишь, — пояснил Багрянец, переступая с ноги на ногу перед дверью. — Я дальше не пойду. Мне… ну, жалко старика. Ладно бы кто другой, а Леша такой боевитый — полковник, эх… Как посмотрю на него, так потом депресняк, напиться охота. Иди сам, в общем, а я здесь подожду. Только ты недолго, минуту-две — и все, ему пока лучше не напрягаться, пусть отдыхает, да и ждут тебя.
Не дожидаясь ответа, Багрянец толкнул дверь, впихнул Кира внутрь и сразу прикрыл ее.
В длинной пещере стояла пышущая жаром печка и десяток коек. Занята была только одна — на ней полусидел, привалившись к подушке, Леша. Он был до пояса укрыт одеялом, рубашка расстегнута, на впалой груди в зарослях седых волос поблескивал крестик. Над чашкой на большом камне, заменяющем прикроватный столик, поднимался парок.
— А, Кирюха! — задребезжал Леша, подняв в приветствии сухую ладонь. — Павел сказал, что вы живы, но я тебя увидеть хотел. Садись давай. Нет, на табуретку у стены не надо, у нее ножка подломана — Павлуха сел недавно. На кровать садись, вот так.
На шее старика была повязка. Заметив взгляд Кира, Леша потрогал ее и пояснил:
— Компресс наложили из каких-то местных травок. Помогает, ты знаешь, гораздо лучше себя чувствую. Как вы, без потерь добрались? Деня в порядке? И барышня та сердитая?
— Все целы, — сказал Кирилл.
— А что ж так долго?
— Мы плыли по реке, потом через гидростанцию. У них большая плотина выше по течению, от нее ехали в грузовике, прятались в кузове.
Леша уселся ровнее.
— Зиккурат этот, Жилище Богов, рассмотрели, а? Вот домина! Павлуха все надивиться не мог, так и пялился.
— Большой, — согласился Кирилл. — Леша, я не могу здесь долго оставаться, Багрянец сказал, что меня ждет Омний.
— Да, Омний. И мне к нему надо, ведь важный же разговор.
— Тебе, наверное, лучше пока лежать.
— Не собираюсь я лежать! — возмутился старик.
И закашлялся.
Он сполз головой на подушку, маленький и жалкий, со сморщенным личиком и пятнышками старческой пигментации, просвечивающими сквозь седые волосы, зажмурился, обхватив шею, из глаз потекли слезы. Кашель раздирал его, плечи содрогались, дергались ноги под одеялом. Наконец он затих. Кирилл сидел молча. Сухие, в мелких трещинках губы шевельнулись, и Леша тихо сказал:
— Мне бы до конца всего этого дотянуть.
— До конца чего?
— Оккупации, Нашествия. Увидеть, что купол исчез. Дни мои сочтены, Кирюха, но не могу же я умереть до того, как с варханами на Земле разберемся. Это теперь главное дело моей жизни — надо его до конца довести.
Он повернулся, упираясь в подушку локтем, приподнялся и сел.
— Ты бы лучше лежал, — сказал Кир.
— Да чего там лежать, чего лежать! — дребезжание Леши вновь набрало силу. — Целая вечность впереди, только и будет дел, что лежать да червей кормить, а сейчас бороться надо, а не в больничке кончаться. Пока еще могу что-то делать — надо делать! Жизнь одна, и прожить ее надо так, чтобы другим было что о тебе вспомнить.