106 
– Но я хочу полностью очиститься от подозрений и поэтому требую третьего уровня.
– Вы сами ухудшаете свое положение.
Ева неожиданно улыбнулась, удивив и себя, и Миру.
– Хуже быть не может.
Они прошли через ряд стеклянных дверей. У Евы не было оружия, которое следовало сдать, но компьютер вежливо попросил ее войти в дверь слева и снять всю одежду и все драгоценности.
Мира заметила, как Ева схватилась за обручальное кольцо, и ее сердце дрогнуло.
– Мне очень жаль, но нельзя носить кольцо во время сканирования. Может быть, отдадите его мне?
«Они могли забрать только твои полицейские символы», – прозвучал в ушах Евы голос Рорка. Она сняла кольцо.
– Спасибо.
Пройдя в указанную комнату и закрыв за собой дверь, Ева сняла одежду, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. Она знала, что находится под наблюдением, и ненавидела обнажаться перед посторонними.
Над дверью напротив замигала лампочка, и еще один механический голос велел ей войти для медосмотра. Ева повиновалась, остановившись перед отметкой на полу и стояла так, глядя перед собой, покуда мерцание огоньков и гудение аппаратов сопровождало поиски физических изъянов.
Осмотр прошел быстро и безболезненно. Натянув приготовленный голубой тренировочный костюм, Ева прошла в соседнее помещение для сканирования мозга. Там очередной металлический голос предложил ей надеть шлем и лечь на кушетку. Стараясь не обращать внимания на лица за стеклянными стенами, Ева легла и закрыла глаза. «В какую игру они играют?» – спросила она себя, когда комната погрузилась в темноту, а кушетка внезапно начала подниматься.
Ее атаковали сзади. Гигантские руки вынырнули из мрака, поставили Еву на ноги, а потом подбросили вверх. Она упала на что-то твердое, оказавшееся тротуаром переулка. Все кости болели, а кожа горела, как расцарапанная. Ева вскочила на ноги, нащупывая рукой кобуру.
Прежде чем она успела выхватить оружие, незнакомец атаковал снова. Увернувшись, Ева изо всех сил ударила его ногой.
– Стоять на месте, сукин сын! Полиция!
Она пригнулась, сжимая револьвер обеими руками и готовясь выстрелить, но программа внезапно перенесла ее в яркий солнечный свет. Палец Евы все еще был на спусковом крючке, но теперь она целилась в женщину, которая держала на руках плачущего ребенка.
Ева быстро опустила оружие. Они были на крыше; женщина стояла, раскачиваясь, на самом краю и глядела на Еву неподвижными глазами. Ребенок вырывался и кричал.
– Не подходите ко мне!
– О'кей. Смотрите, я убираю оружие. – Ева медленно спрятала револьвер в кобуру. – Я просто хочу поговорить с вами. Как вас зовут?
– Вы не сможете меня остановить.
– Знаю. – Черт возьми, где же помощь? Почему нет спасателей? – Как зовут вашего ребенка?
– Я больше не могу о нем заботиться. Я устала.
Ева сделала шаг вперед. Пот катился по ее спине. Солнце палило немилосердно, раскаляя липкий деготь, которым была смазана крыша.
– Мне кажется, ему жарко. – Ева очень старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и даже обыденно. – Почему бы нам ненадолго не вернуться в тень?
– Он кричит все время. Всю ночь. Я не сплю ни минуты. Больше я не могу этого выносить!
– Может быть, вы дадите его мне? Он тяжелый, а вы и в самом деле устали. Как его зовут?
– Пит. – Черные потные локоны прилипли к щекам женщины. – Он болен. Мы оба больны – какой смысл нам жить дальше?
Ребенок действительно кричал не переставая, эти вопли разрывали Еве сердце.
– Я знаю людей, которые могут вам помочь.
– Вы всего лишь паршивый коп! Вы ничего не можете сделать.
– Если вы прыгнете с крыши, то никто не сможет. Господи, как же здесь жарко… Давайте войдем внутрь и все обсудим.
Женщина несколько мгновений колебалась, потом устало покачала головой и наклонилась над краем крыши.
– Убирайтесь к черту.
Ева прыгнула вперед, поймала мальчика за пояс, а другой рукой схватила женщину под мышки, напрягая мускулы и упираясь ногами в крышу, чтобы не дать им свалиться на тротуар.
– Держитесь, черт бы вас побрал!
Пот слепил ей глаза. Мальчик извивался, как рыба. Женщина смотрела на нее пустыми глазами.
– Иногда лучше умереть. Вы должны знать это, Даллас, – неожиданно улыбнулась она.
Ева внезапно очутилась в другом переулке, вся дрожа от боли и потрясения. Теперь она была избитым и изувеченным ребенком, без имени и без прошлого.
106 
