Особенно,... 
76 
— Напрасно ты туда заявилась, Аллегра, — сказал он наконец.
Ответ был столь неожиданным, что Аллегра даже испугалась.
— Это еще почему?
— Тебя не приглашали. Видишь ли, ты получила именно то, чего заслуживала, — учитывая, что нагрянула незваной. Когда ты уезжаешь в командировку, я же не являюсь к тебе ни с того ни с сего. Я не твоя собственность, а ты не моя, мы не муж и жена, каждый из нас имеет право жить по-своему.
— Вот как? — Аллегра искренне изумилась тому. — Я думала, что мы более или менее… как эго в наше время называется… стабильная пара? Или это уже в прошлом? Тогда кто мы? Я считала, что мы оба существа моногамные, но, видно, я ошибалась.
Брэндон встал.
— Я не обязан тебе ничего объяснять, мы не женаты.
— Это верно, — согласилась Аллегра, наблюдая за ним. — Ты женат на другой женщине.
— Так вот что тебя больше всего гложет? То, что я берегу свою независимость? Я не принадлежу ни тебе, ни кому-то еще, я сам по себе. Ты мне не хозяйка — ни ты, ни твои родственнички. Я делаю то, что хочу.
Аллегра даже не догадывалась, что он затаил злобу, она и понятия не имела, что он способен на такое.
— Я вовсе не хотела сделать тебя своей собственностью, я хотела только любить тебя — ну может, еще когда-нибудь стать твоей женой.
— Меня это не интересует. Если бы я хотел на тебе жениться, я бы давным-давно развелся с Джоанной. Неужели ты сама не догадывалась?
Аллегре было не только больно. Она почувствовала себя идиоткой. Разгадка все это время лежала на поверхности, все было именно так, как говорила доктор Грин, только она ничего не видела или не хотела видеть. Ни тогда, ни сейчас она не хотела знать правду. И от этого было еще больнее.
— Ты меня просто использовал! — обрушилась Аллегра на Брэндона. — Ты меня обманывал, водил за нос! Кто дал тебе право так поступать со мной? Это нечестно, я ведь была тебе верна!
— Честность, справедливость, верность — все это чушь собачья, ты знаешь хоть одного честного человека в этом мире? Так что с меня довольно. Каждый сам о себе заботится как может.
— Например, говорить одной женщине, что отправился навестить детей, а сам в это время спит с другой? Так, что ли?
— Аллегра, это моя жизнь, моя работа, мои дети. А тебе
вечно хотелось во все сунуть свой нос, во всем поучаствовать. Знаешь, мне это никогда не нравилось.
— Нет, я не знала, — печально призналась Аллегра. — Этого я никогда не могла понять. Может, тебе нужно было мне объяснить, иначе мы не зашли бы так далеко и не потратили друг на друга два года жизни?
— Потратили? Я ничего не тратил. — Брэндон самодовольно ухмыльнулся. — Я делал только то, что сам хотел.
— Убирайся из моего дома! — Аллегра с ненавистью посмотрела на него. — Ты просто ничтожество, врун, прохиндей! Я попусту два года тратила на тебя душевные силы. Ты не способен на чувства, ты не можешь ничего дать ни мне, ни своим друзьям, ни знакомым, ни даже тем, кого ты якобы любишь. Ты даже собственным детям ничего не даешь. Больше всего на свете ты боишься, что кто-нибудь может вторгнуться в твое пространство, или, не дай Бог, заставит испытать хоть какие-то чувства, или, еще того страшнее, станет ждать от тебя каких-то обязательств. Да ты просто жалкая пародия на мужчину! Все, хватит, убирайся из моего дома!
Брэндон колебался лишь мгновение, мельком покосившись на дверь спальни. Аллегра встала с дивана, подошла ко входной двери и распахнула ее.
— Ты слышал? Уходи. Убирайся. Я не шучу.
— Кажется, у тебя в спальне осталась кое-какая моя одежда.
— Я пришлю ее тебе по почте. Прощай.
Она стояла у двери и ждала. Брэндон прошел мимо нее с таким видом, будто рад бы был ее задушить и нисколько не пожалел бы об этом. Он не извинился, не удостоил ее взглядом и не попрощался. Брэндон оказался совершенно бессердечным существом. Обидные слова, которые он бросал Аллегре, ранили ее в самое сердце. Она услышала все: и что он никогда не хранил ей верность, и что всегда поступал так, как считал нужным. Брэндон — холодный, бессердечный эгоист, и никакого терпения, никакого человеческого тепла не хватит, чтобы его изменить. Хуже всего было то, что Аллегра услышала и те слова, которые он не произнес вслух: она поняла, что он ее не любит и никогда не любил. Каждое сказанное им слово лишь подтверждало правоту доктора Грин. Сейчас, стоя у закрытой двери, Аллегра только удивлялась, как она могла не догадываться об этом.
76 
