Сара кивнула.
– А каньон, где вы были, вовсе не в трех днях езды. Да и наша хижина тоже. Однако в каждом из налетов был по крайней мере один Калпеппер.
– И что же? – поинтересовалась Сара.
Коннер бросил неодобрительный взгляд на сестру.
– А то, что теперь ясно как Божий день, – отчеканил Коннер. – Эб больше не имеет власти над своими родственниками. А тем более над ребятами Моуди.
Говоря это, Коннер за спиной Кейса потянулся за свежеиспеченными маисовыми лепешками. Стул под юношей, сделанный из прутьев тополя и оленьей кожи, угрожающе заскрипел.
– Ты бы лучше попросил, чтобы тебе передали хлеб, – резко сказала Сара.
– А что такого? Я и сам дотянусь, и меня не затруднит.
– Это говорит о твоих хороших или плохих манерах.
– По-моему, хорошие манеры – это когда не беспокоишь человека, который поглощен едой, – возразил брат.
– Передай затем лепешки мне, – сквозь зубы проговорила Сара.
– Пожалуйста?
– Пожалуйста!
Кейс бросил взгляд на Коннера:
– Перестань дразнить сестру. У нее сегодня был тяжелый день.
Щеки у Сары порозовели. Остается лишь надеяться, что при тусклом свете лампы мужчины этого не заметят.
– Прости, сестра, – миролюбиво проговорил Коннер. – Конечно, это нешуточное дело, пролежать полдня на холодных камнях, когда на тебя…
– Передай мне лепешки, – перебила его Сара. – Пожалуйста.
Сара не смотрела на Кейса. Она ни разу не посмотрела на него с того момента, когда поняла, что чем-то вызвала его немилость. Хотя и не понимала чем именно.
Но она не собиралась спрашивать его об этом. Ей достаточно было знать, что он также не желал на нее смотреть.
– Благодарю, – четко произнесла Сара, принимая лепешки из рук Коннера.
– Не за что, – ответил Коннер. – Ты не думаешь, что Эб и Моуди станут выяснять между собой отношения?
Сара пожала плечами:
– А как по-твоему, Кейс?
– Я думаю, что Эб снова вернет к себе всех родственников, если приведет нескольких женщин в свою банду. Его ребята после этого наверняка угомонятся.
«Угомонятся, – подумала она. – Может, именно это произошло сегодня? Что говорил Кейс раньше? Говорил, что уже давно не имел дела с женщиной. Наверно, я должна быть благодарна за то, что он был нежен со мной».
Вздохнув, Сара снова принялась за еду.
«Хотя мне очень хотелось бы, – тоскливо подумала она, – чтобы я не допустила той ошибки, которую по незнанию совершила».
Сара невольно прикусила губу.
– Женщин? – вдруг нарушил затянувшуюся паузу Коннер. – Разве не от них всякие неприятности?
– Верно, создавать неприятности они умеют. Но иногда без них никуда не денешься, – саркастически заметил Кейс.
– Гм… А ты что думаешь на этот счет, сестра?
– Я думаю, – сказала Сара, вставая из-за стола, – что я уже сыта.
Коннер бросил взгляд на тарелку сестры.
– Сыта? – удивился он. – Совсем чуть-чуть жаркого, одна лепешка – и ты наелась?
– Да.
Сара по привычке сложила старенькую тряпицу, служившую ей салфеткой, и бросила на стол. Схватив жакет, она направилась к двери.
– Ты куда? – спросил Коннер.
– На воздух.
– Когда вернешься? – не успокоился брат.
Сара в ответ лишь сильно хлопнула дверью.
Коннер нахмурился и перевел взгляд на Кейса. Тот бесстрастно смотрел на захлопнувшуюся дверь. Огонек в лампе колебался, и лицо его казалось то золотистым, то бледно-зеленым.
– Что это с ней? – спросил Коннер.
– Должно быть, у нее много разных мыслей в голове.
– Как и всегда. Но она никогда себя так не вела.
– Возможно, сказываются бесконечные и безрезультатные поиски серебра, – сказал Кейс.
– Как бы не так! Да она любит заниматься поисками! Я думаю, что это для нее просто повод вырваться на волю и побродить по окрестностям.
Кейс поковырял жаркое, затем отложил вилку и отодвинул от стола стул.
– Как, и у тебя тоже? – удивился Коннер.
– Что?
– Нет аппетита. Честное слово, это все же кролик, а не какая-то там змея. Я сам его приготовил.
– Я ел змей не один раз. И кстати, на вкус они не так уж и плохи.
Коннер сделал гримасу.
Быстрыми, выверенными движениями Кейс приладил к бедру кобуру с револьвером, застегнул пряжку и направился к выходу. Когда дверь за ним захлопнулась, он стал обдумывать, как объяснить Саре, почему им не следует быть любовниками.
«Этого нельзя было допускать, – мрачно подумал он. – Вина на мне. Я не должен был трогать ее».