58 
Я всю жизнь мечтал об отце, это стало для меня почти навязчивой идеей, и мать это знала. Я пристал к ней, умоляя рассказать мне про человека, побывавшего у нас дома. Тереза в конце концов согласилась и поведала мне то, что ты услышала от меня. Но потом, со слезами, которых я, надо сказать, и в худшие времена никогда у нее не видел, взяла с меня слово, что я не уеду в Марокко и не брошу ее одну. Я тут же поклялся, что не оставлю ее до самой ее смерти.
Но и Исмаил тоже понял, что у него есть сын (других, кстати, у него на тот момент не было). В конце концов, мать надо мной сжалилась и разрешила мне с ним общаться. Так я постепенно познакомился со страной моего отца, поскольку стал время от времени туда ездить. У меня даже появился свой слуга-араб, от которого я получал необходимые знания по истории и культуре страны, и с которым говорил только по-арабски. Папа привязался ко мне и решил не жалеть никаких средств на нас с матерью. Тереза, правда, наотрез отказалась пользоваться его деньгами – она не простила ему своей сломанной жизни – и продолжала работать в школе. Но я, тогда тщеславный и болезненно самолюбивый подросток, получал огромное удовольствие от неожиданного богатства, от возможности ездить в красивом автомобиле с шофером, носить дорогую одежду и тратить деньги без счета.
Я поступил в Гарвард на экономический факультет. Отец не скрывал, что имеет на меня виды. Когда я получил диплом, он остался доволен моим образованием и воспитанием, поэтому решил доверить мне управление семейной компанией. Я стал его представителем и начал ездить в Европу. Жить же я продолжал в Штатах с матерью. Отец ее уважал и серьезно относился к ее нежеланию меня отпускать, поэтому никогда не давил мне на психику. Я так и носил ее фамилию, хотя отец официально признал меня своим сыном.
Мать умерла несколько месяцев назад, освободив меня, таким образом, отданного слова. У нее была запущенная болезнь почек, нужно было срочно делать дорогую операцию, но как мы с отцом ни просили ее взять деньги, она сказала, что это личное дело ее и Господа Бога, и предпочла умереть. Такое впечатление, что ей не терпелось освободить меня от себя, хотя я ужасно переживал ее смерть. Ну, а после этого отец сделал мне предложение окончательно переехать к нему. Он сам давно был сильно нездоров – врожденная болезнь сердца, – поэтому боялся умереть и оставить семью без старшего. Наследник у него, правда, есть, но ему сейчас всего десять лет.
Папа захотел, чтобы я в будущем взял на себя не только ответственность за его компанию, но и за всю его семью, а у него пятеро детей. Но он потребовал, чтобы я немедленно женился и остепенился, поскольку считал мой образ жизни бестолковым. Мне это было, в сущности, безразлично, и я согласился. Тогда он нашел мне подходящую с его точки зрения девушку из хорошего рода. Я ничего не имел против нее. Но тут случилось самое интересное.
Он замолчал и уставился в окно.
– Что же? – наконец спросила Сильвия.
– Ты, конечно, что же еще.
Девушка никак не отреагировала на последнюю реплику. Она переваривала его рассказ. Теперь Джеффри, несмотря на свою кажущуюся легкомысленность, вызывал в ней огромное уважение. Нет, сейчас она даже стала уважать его за эти постоянные шуточки. Ведь ему пришлось столько пережить – тяжелое детство, недавнюю смерть матери, – а он не потерял чувства юмора. Джеф продолжал смотреть в окно мимо нее. Видно было, что необходимость вспоминать все это несколько выбила его из привычной шутливой колеи. Сильвии уже стало неловко за свою настойчивость. Она не знала, что сказать. Ей хотелось как-то проявить свое сочувствие, но она не могла придумать, как это сделать. Поэтому она спросила:
– А где мы будем жить?
– Да где угодно! Хочешь, поселимся на Мадагаскаре? – сразу оживился Джеф. – Можно в Индонезии.
– Но ты же говорил, что нужен отцу. Разве он тебя отпустит?
– Знаешь, дорогая, твой побег сыграл немаловажную роль в папиной жизни, – загадочно промолвил молодой человек. – Он так перенервничал из-за всей этой истории с сорвавшейся свадьбой, что ему стало сильно хуже.
– О Господи, – с непреувеличенным страхом воскликнула девушка. – И как он сейчас?
– А сейчас он очень даже ничего. Видишь ли, не зря говорят, что нет худа без добра. Ему в какой-то момент стало настолько плохо, что пришлось согласиться на одну операцию, которой он всегда почему-то страшно боялся. Так что он провел полтора месяца в хорошем швейцарском санатории, и теперь, по-моему, совершенно здоров. Надеюсь, проживет не меньше, чем до восьмидесяти – у него в роду все жили долго. Кроме тех, конечно, кто умирал не своей смертью. Дед, например, скончался в возрасте девяноста двух лет. А там, глядишь, и младший сын вырастет, так что в наследнике теперь нет особой необходимости, а, следовательно, я ему не так уж и нужен дома. Я буду, конечно, продолжать на него работать, но где я буду жить – это мое дело.
58 
