«Но ты можешь сохранить с ним любовную связь, – нашептывал внутренний голос. – Ты можешь видеться с ним в Нью-Йорке. И на этот раз тебе не придется ждать семь лет, чтобы он вернулся в Карсон. Благодаря контракту ты можешь каждый месяц находить предлоги, чтобы летать на Восточное побережье».
Мысль показалась Линде настолько соблазнительной, что это ее напугало.
– Нет, – быстро сказала она. – Спасибо за приглашение, Мэтт, но я, правда, не могу поехать. Ты ведь слышал, что Дрю сказал насчет моей поездки в Денвер? Я мать-одиночка, поэтому в особенной ответственности перед близнецами. И мне нужно остаться с ними дома.
– Это отговорка, Линда, а не причина. Если ты никогда не будешь уезжать, даже на пару дней, близнецы не смогут убедиться, что ты всегда возвращаешься назад.
– Близнецы только одна из причин, – согласилась Линда, удивив себя сравнительной легкостью, с которой признала правду. Она подняла глаза, не пытаясь скрыть свое внутреннее смятение. – Мне неразумно отправляться в эту поездку, Мэтт. Я понимаю, что это старомодно, но не могу продолжать случайную связь. И даже не уверена, что мне этого хочется. Мэтт нагнулся и сорвал травинку. – У нас вовсе не случайная связь. Мы слишком дороги друг другу.
Казалось, он готов был сказать что-то еще, и она затаила дыхание, надеясь против всякого здравого смысла, что Мэтт как-то намекнет на более длительные отношения. Конечно, он этого не сделал. Только рассеянно жевал травинку и весь был поглощен созерцанием летящего в небе облачка.
Линда вздохнула и упрекнула себя за несбыточные фантазии. В реальном мире мужчины подобные Мэтту не отказываются ни с того ни с сего от вольной жизни и не обременяют себя семьей.
Когда Мэтт уедет из Карсона, ему едва ли будет интересно продолжать связь с нею. Разве что она совсем потеряет голову и поставит себя в такую ситуацию, которая причинит ей одну лишь боль.
Линда понимала, что поступает правильно, однако, когда она ответила ему, горло перехватило от близких слез.
– Мэтт, прости, но я не могу поехать с тобой.
Травинка разорвалась, и он отшвырнул ее в сторону.
– Позавчера ночью между нами произошло нечто особенное, – спокойно заметил он.
– Мне тоже так показалось. – Линда тяжело вздохнула. – Разве ты не видишь, Мэтт? Я должна защитить себя. Семь лет назад мы позволили своей страсти овладеть нами и причинили друг другу боль. Теперь мы повзрослели, и тебе не кажется, что мы сделались немного мудрей? Если я поеду с тобой... если мы снова будем близки... я знаю, что мне будет больно.
Ее голос упал до шепота.
– Я не смогу выжить, если полюблю тебя снова, Мэтт.
Его губы сжались.
– Что тебе нужно, Линди Бет? Гарантий того, что тебя не ждет в будущем никакая боль? Неужели тебе никто не говорил, что такого в жизни не бывает?
Она поморщилась от сарказма, с которым он употребил ее уменьшительное прозвище. Зря только я пыталась объяснить ему ту правду, которую ощущаю, с грустью подумалось ей. Разве она не открыла для себя, будучи еще ребенком, что никому не интересно слушать правду о ее ощущениях?
– Ты неправильно меня понял, Мэтт, – безжизненным тоном сказала она. – Я пытаюсь вести себя разумно. И больше мне ничего не нужно.
– Даже обручальное кольцо? – поинтересовался он по-прежнему жестким тоном. – Забавно. Судя по прошлому, я мог бы подумать, что сверкающая полоска золота, сулящая женщине респектабельность, сможет уговорить тебя буквально на все, Линди Бет.
Она поднялась с шезлонга и выпрямилась, глядя ему в глаза. – Обручальное кольцо, предложенное тобой, это последняя вещь, которая может меня соблазнить, – спокойно заявила она. – Брак без взаимной любви невыносим. Я это уже пережила. Прощай, Мэтт. Желаю приятно провести время в Гранд-Джанкшене.
Линда повернулась и быстрым шагом направилась к задней двери дома, обходя ящики с цветами и садовую утварь скорее по привычке, чем осознанно.
Мэтт догнал ее, схватил за руку и остановил, не давая войти в кухню.
– Извини, Линда. Мои замечания просто нелепы. Мне хотелось провести с тобой выходные дни, и я был так разочарован твоим отказом, что наговорил глупостей. Ты простишь меня? А то ведь я слишком стар и неисправим, чтобы меня можно было наказать как ребенка, заперев в детской, – с подкупающей улыбкой закончил он.
– Уже простила, – сказала она, улыбнувшись дрожащими губами. – Хотя мне все-таки кажется, что тебе не мешало бы посидеть немного под замком, чтобы ты остыл.