114 
После полудня с полчаса шел снег, крупными пушистыми хлопьями кружился в воздухе и падал на землю. Наряженный в белое лес выглядел сказочно, лыжи легко скользили по толстому снежному ковру, оставляя за собой гладкие следы.
Соколиный перевал остался позади, и дорога отряда лежала через лес к Рубежному. Люди мало разговаривали, лишь изредка перебрасывались короткими фразами, но Тур заметил, что Мирослав сегодня как-то особенно молчалив, словно угнетен и расстроен чем-то. Тур не знал, чем закончился поздний разговор Мирослава с Ромашкой, но сегодня утром девушка вела себя странно, словно обижена, причем обижена именно на Мирослава. Она даже не попрощалась с ним как следует. Тур знал Мирослава всю жизнь, и понимал поэтому, что за нахмуренными бровями и устремленным под ноги задумчивым взглядом светлых глаз скрывается не просто недоумение. "Зря она так, - думал Тур, глядя на друга. - Вот человек теперь переживает, думает, небось, что сказал или сделал не так… Хотя подумал бы лучше о том, чего не сказал. Может, из-за этого Ромашка обиделась? Может тоже ждала от него слов каких на прощание?"
Тур уже давно бросил разбираться в том, что происходило между другом его и названной сестрой, оставив все идти своим чередом. Полюбит Мирослав Ромашку - и хорошо, нет - значит, найдет себе девушка кого другого. Она веселая, умная, характер у нее легкий, покладистый, хоть и упрямится порой - да ведь с кем не бывает? Вот только Тур был уверен, что рано или поздно Мирослав все-таки поймет, что лучше Ромашки ему не сыскать. Может, он уже понял? А может даже и сказал ей тогда, вечером?
"Нет, это вряд ли, - решил Тур. - Иначе бы Ромашка к нему куда ласковей была, да хотя бы обнять себя на прощание позволила - не на день ведь уходим, не на неделю. А может, поссорились они?"
Спросить обо всем Мирослава Тур пока не решался.
В сумерках отряды остановились, разбили лагерь. Несколько шкуряных шатров не вмещали всех, и многие собирались ночевать на улице, завернувшись от холода в теплые шкуры. Разожгли костры.
Мирослав присел рядом с Туром на сложенную шкуру, быстро съел свой паек и задумался.
- Слушай, ты чего смурной такой? - решил прервать его размышления Тур. - Из-за Ромашки? Вы поссорились что ли?
Мирослав пожал плечами.
- И сам не знаю. Тур, а ведь она просила взять ее с нами в поход. Я понимаю почему - сам бы на ее месте пошел, но ведь неизвестно - вдруг случится что-то непредвиденное. Вдруг битва?
- Не дело девушке в военные походы ходить, - проворчал Тур. - Ишь, что удумала! Ясное дело, никто бы ей идти не позволил. Ну, Ромашка и сама это понимать должна, не могла же она из-за этого обидеться?
Снова Мирослав пожал плечами.
- Не знаю, Тур, может и могла. Я вот думаю…
Он вдруг осекся и замолчал, потом хлопнул себя ладонью по лбу.
- Тур, - сказал Мирослав, - я дурак. Круглый дурак!
- С чего это ты вдруг решил? - удивился Тур.
- Она ведь специально не подходила, знала, что разгадаю! Как же я мог сразу не догадаться!
Мирослав вздохнул и серьезно посмотрел Туру в глаза:
- Все просто, Тур. Сейчас Ромашка идет за нами.
На свою беду Тур с Мирославом научили ее очень неплохо ходить на лыжах.
Глава 27
Ромашка очень устала еще на Соколином, но потом дорога пошла под горку, и девушка снова оживилась. Белоснежный ковер вокруг был прекрасен, как и пушистые шали на деревьях. Это великолепие слепило глаза, и Ромашка сильно щурилась, но бодрое настроение не покидало ее. Следы полозьев, копыт и лыж отчетливо виднелись на снегу. После полудня ненадолго пошел снег, и девушка успела чуток испугаться, когда следы понемногу начали скрываться под покрывалом из снежинок, но Ромашка знала, куда надо идти - Мирослав ей не раз показывал карту - и не особенно боялась заблудиться. Правда, ей не видно было теперь Рубежного из-за высоких деревьев вокруг, но и тут девушка не отчаивалась - ориентироваться по солнцу Мирослав ее тоже научил.
Скоро снег закончился, и теперь ничто не напоминало о том, что недавно здесь прошли многочисленные отряды из Вестового, Гористого, Долины Ручьев, Родня и Лесичанска. Ромашка шла вперед. Она была вполне довольна собой и радовалась, что ее никто так и не заподозрил. Девушка оставила тетушке Зване записку, надеясь, что та поймет причину ее поступка. Ведь понимал же Мирослав… Он все понимал, Ромашка не сомневалась, он и сам бы на ее месте поступил точно так же, но только Ромашка - не мужчина, поэтому и счет к ней другой, и отношение другое. Димку вот не брали по малолетству, а ее… В городе бы это назвали "дискриминацией по половому признаку", но Ромашка обычно ничуть против подобной дискриминации не возражала - забота и подчеркнутое отношение к себе как к будущей женщине ей были только приятны. Только сейчас, когда решена судьба ее родного города, Ромашка была не согласна сидеть в поселке и ждать… Она знала, что Мирослав прав - по-своему, и она права по-своему, а значит, он правильно сделал, что не пустил ее, а она - что не послушалась и пошла. Ромашка запаслась едой и спичками, взяла одеяльце на всякий случай, упрятала все это в заплечную сумку. На счастье никто ее не заметил - тетушка Звана в курятнике была, а Димка с ребятами играл. Тогда-то Ромашка взяла лыжи, смастеренные Туром специально для нее, и вышла на дорогу. Может, кто и видел фигурку ее, удаляющуюся вслед отрядам - не обратили внимания. А может, решили, что парнишка молодой отстал в пути - и догоняет теперь. В теплой одежде Ромашку издалека от парня отличить не с первого взгляда можно - косы-то нет, вот так и получилось, что ушла Ромашка из Вестового, никем не остановленная.
114 
