159 
- Для тебя, - сказала Ромашка со вздохом и - словно кто-то отпустил вдруг натянутую струну - как-то сразу стало вдруг легко и спокойно.
- Спасибо, - тихо ответил Мирослав. Он все еще внимательно, очень внимательно смотрел ей в лицо, потом взял из Ромашкиных рук свою рубаху и осторожно надел, стараясь не промочить ткань волосами, с которых все еще капала вода, и не уронить венок. Теперь Ромашка могла до стежка разглядеть вышитый узор на его вороте, и девушка так и делала - смотрела на вышивку, не решаясь поднять глаза.
- Пойдешь за меня?
- Что? - не поняла Ромашка. Она вопросительно посмотрела в светлые глаза Мирослава и вдруг сообразила, что означал его вопрос. Ей стало жарко.
- Ромашка…
Она молчала. Упрямо молчала, пытаясь хотя бы собраться с мыслями, но мысли путались, мешали одна другой. Почему-то сразу вспомнилась Злата - не та заплаканная девушка, что приехала вместе с матерью, братишкой и дедом в Вестовое, а светлокосая красавица, которая встретила Мирослава в Долине Ручьев, танцевала на обжинках с васильками в волосах… и Ромашка вдруг поняла, что именно ее пугает: по сравнению со Златой она чувствовала себя почти лягушонком, да к тому же Мирослав ведь никогда не говорил ей о любви. Ни разу. И даже не намекнул.
- А разве ты меня любишь? - спросила девушка и затаила дыхание, ожидая ответа.
- Люблю, - лицо Мирослава было совершенно серьезным. Он смотрел прямо в широко открытые глаза девушки, не отводя взгляда. - Люблю. Неужели ты этого не знала, Ромашка?
Она одновременно покачала головой и пожала плечами. Что Ромашка хотела этим сказать - она и сама толком не поняла. А вот Мирослав, кажется, понял, потому что обнял Ромашку, прижал к груди, осторожно, стараясь не намочить ее одежду, потому что под прохладным ветерком девушка вполне могла и простудиться. Но Ромашка уперлась ладошками и чуть отстранилась.
- Не знала, - сказала девушка. - Правда, любишь?
- Правда, - он поднял руку, провел по ее волосам, уводя от лица пепельно-русую прядь. - Ты знаешь, Ромашка, я уже и не представляю, как смог бы жить без тебя.
Щеки девушки вспыхнули, и она поспешила спрятать лицо. Значит, мечты все-таки сбываются? Ромашка боялась в это поверить, но Мирослав был рядом, его руки гладили девушку по спине нежно, ласково, а с ее желтого венка на лицо Мирослава все еще стекала прозрачными капельками вода. Когда одна из таких капелек упала на висок девушки, она подняла голову, и не сразу поняла, почему Мирослав тут же встревожено нахмурился. Лишь потом почувствовала, что по ее лицу тоже бегут капли, только совсем другие, соленые, как морская вода.
Две светлые фигуры медленно шли вдоль реки. Любима узнала своего сына сразу же, несмотря на сгустившиеся сумерки, рассеиваемые лишь пламенем высоких костров. Городская Ромашка держала его за руку. Они подошли и присели на бревнышко недалеко от огня, и тут Любима заметила, что на голове ее сына - венок, а одежда вроде бы влажная, да и волосы за спиной висят мокрой сосулькой. Ромашка жалась к нему, словно это ей было холодно, а Мирослав обнимал девушку за плечи, что-то ей говорил и улыбался. Потом оба молча смотрели на огонь. "Прав был Вояр, женится наш Мирослав на городской Ромашке" - вздохнула Любима и огляделась. Звана, давняя подруга, стояла с остальными женщинами неподалеку. После того, как приемная дочь Званы ушла вслед за войском Бравлина в поход к городам, Любима перестала общаться с подругой, а вот теперь чувствовала, что придется им поговорить, да поговорить серьезно. "Звана-то всегда рукодельницей была, да и хозяйка она хорошая - может, успела чему городскую девушку научить? Что ж, расспрошу… Может, не так уж это и плохо, если Мирослав городскую в жены возьмет? Все одно ведь, упрямый, не отступится. Вот только Вояр…"
Вояр подошел к жене, остановился. Проследив за его взглядом, Любима вздохнула, тронула мужа за плечо.
- Вояр, ну не серчай так. Кто знает, может оно и к лучшему. Девочка-то ведь ему жизнь спасла. Человек, стало быть, хороший…
Словно почувствовав направленный на него взгляд отца, Мирослав поднял голову, поглядел в их сторону и снова обернулся к Ромашке. Они сидели голова к голове, на лицах играли отблески костра, рука городской Ромашки - в руке Мирослава.
- Нет, - хмуро сказал воевода. - Чужая она, не наша.
- Ну почему же чужая? Звана ее удочерила, - возразила Любима, да как-то неуверенно.
Воевода не ответил - просто отошел, и Любима проводила его печальным, растерянным взглядом.
159 
