Потом они втроем вошли в находившийся здесь же магазинчик, где было полно забавных вещиц. Разноцветные каталоги пестрели карнавальными костюмами на любой вкус.
Всеобщее внимание привлекали многочисленные красочные маски.
Марио начал показывать их Рут.
— Вот эти нужно надевать на уличные празднества, — объяснял он. — А для бала-маскарада в помещениях нужны другие, куда элегантнее и изящнее.
Он взял одну из них, изображавшую смех, и приложил к лицу. И сразу превратился в таинственного незнакомца с блестевшими сквозь прорези маски глазами. Потом убрал ее — и снова стал прежним мягким и добродушным Марио.
— Ну вот, — вздохнул он. — Карнавал дает возможность мечтать.
— Возможно, мечты когда-то станут реальностью, — ответила она.
Он начинал ей нравиться.
— Нет, синьорина, я мечтаю о девушке, которая не разочаруется, увидев меня настоящего.
— Куда лучше просто быть самим собой, каким бы ты ни был, — возразила Рут.
— Но маска скроет не всегда, — добавил Пьетро, слушавший их разговор. — Иногда, наоборот, она может обнажить то, о чем ты и не подозревал.
— Да, и надо быть всегда настороже, — поддержала его Рут. — Вдруг другие увидят в тебе что-то сокровенное, скрытое от чужих глаз?
— Когда находишься среди друзей, это не важно, — напомнил ей Пьетро. — Именно они делают нас свободными.
Бедный Марио непонимающе переводил взгляд с одного на другого, пока наконец очередной клиент не спас его. Парень поспешил к стойке в приемной, но снова оказался в затруднительном положении. Вновь пришедший был немцем и не говорил по-итальянски, однако немного знал английский. Над головой незадачливого бедняги-менеджера опять сгустились тучи. Пьетро с тоской вздохнул.
— Не волнуйся, — Рут подмигнула Пьетро. — Несмотря ни на что, у тебя сегодня счастливый день.
— Почему?
— Потому что ты со мной, — пояснила она и шагнула к Марио.
Пьетро только заморгал.
За каких-то пять минут она уладила дело, легко переводя слова, к обоюдной радости обоих.
— Действительно, сегодня у меня счастливый день! — воскликнул Пьетро. — Теперь я вспомнил, ты же филолог и переводчик. И еще, ты только что продала ему очень дорогой пакет услуг.
— Это сделал Марио. Я лишь переводила.
— Слава хорошему переводу! — напыжившись, провозгласил Марио, и все рассмеялись. Когда все успокоились, он добавил: — Наша переводчица с немецкого, которая у нас есть, работает по свободному графику. — И сегодня у нее выходной.
— Думаю, кофе и пирожное с кремом ты заработала, — сказал Пьетро. — Идем?
И они пошли в старинное кафе «Флориан». Оно появилось еще в восемнадцатом веке, и до сих пор интерьер здесь выдержан в стиле той эпохи.
— Ты бывала здесь с Джино? — спросил Пьетро.
— Да, — ответила Рут, — он еще говорил о том, что когда-то давным-давно сюда хаживал сам Казанова.
В ответ на это Пьетро только хмыкнул.
— А что еще он тебе рассказывал?
— Еще он рассказывал…
Она задумалась, пытаясь что-то вспомнить, но безуспешно. Рут в отчаянии прижала сжатые пальцы ко лбу.
— Нет, нет, вот опять… Ничего не могу вспомнить!
— Не надо, — стал успокаивать ее Пьетро. — Не стоит так терзаться.
— Но это постоянно со мной происходит.
— Ничего это не значит. Просто не следует напрягаться. Все вернется само собой.
— Вряд ли. Обычно так бывает у нормальных людей, а не у такой, как я…
— Послушай, давай договоримся, — мягко перебил девушку Пьетро, глядя ей в глаза, — что с этой минуты ты больше не станешь твердить о том, что ты ненормальная. Обещай мне, что будешь слушаться. Договорились?
Рут виновато вздохнула, опустив глаза, но потом взглянула на него и кивнула.
— Ну вот и хорошо.
— А я кое-что вспомнила…
— Правда? — спросил Пьетро. — И что же это?
— Джино говорил, что происходит из рода дожа Джованни Соранцо [2]! Ты слышал про такого?
— Конечно! Он и мой дальний предок тоже.
— Слава богу! — Тут она вздохнула с облегчением. — Кажется, ты прав. Когда не стараешься вспоминать специально, это получается само по себе. Еще он рассказывал о том, что дожи правили Венецией на протяжении двенадцати веков. Джино так гордился, что его род восходит к одному из них. Он даже показывал мне портрет, который висит у вас во дворце.
— Когда-нибудь мы еще раз взглянем на него.