12 
Парино начал ругаться и кричать что-то насчет доносчиков и о том, что он с ними сделает, когда выйдет отсюда. И что он сделает с ней. Не потрудившись повысить голос и по-прежнему глядя на Симмонса, Дебора продолжила:
— У нас налицо хладнокровное убийство. И штат будет требовать смертного приговора. — Она сложила руки на своих записях и кивнула Симмонсу. — Ну, так о чем вы хотели поговорить?
Симмонс потянул за свой галстук. Дым от сигареты Парино шел в его сторону, и поэтому глаза адвоката слезились.
— Мой клиент информирован, что имеет право обратиться в офис окружного прокурора и предложить сотрудничество. — Адвокат прочистил горло. — В обмен на льготы и на смягчение выдвинутых против него обвинений. От убийства до незаконного хранения оружия.
Дебора подняла бровь, в тишине было слышно, как бьется ее сердце.
— Я жду продолжения.
— Это не шутка, сестренка! — Парино склонился над столом. — Мне есть что предложить, и тебе лучше принять правила игры.
Дебора нарочитыми движениями положила свой записи обратно в портфель, защелкнула замок и встала.
— Ты подонок, Парино! Ничто, ничто из того, что ты собираешься предложить, не вернет тебе свободы. Если ты думаешь, что тебе удастся обвести вокруг пальца меня и наших сотрудников, то ты глубоко заблуждаешься!
Увидев, что она направилась к двери, Симмонс вскочил:
— Пожалуйста, мисс О'Рурк, давайте обсудим ситуацию!
Дебора резко повернулась к нему:
— Конечно, обсудим. Как только вы сделаете мне реальное предложение.
Парино сказал что-то короткое и непристойное, отчего Симмонс побледнел. Дебора холодно, бесстрастно взглянула на него.
— Штат будет настаивать на обвинении в убийстве и смертном приговоре, — спокойно произнесла она. — И поверьте мне, я позабочусь о том, чтобы общество избавили от вашего клиента, как, от пиявки.
— Я выйду отсюда! — заорал на нее Парино, вскочив и бешено сверкнув глазами. — И уж тогда я разыщу тебя, сука!
— Вы не выйдете отсюда, — Она посмотрела на него через стол холодным немигающим взглядом. — Я очень хорошо выполняю свои обязанности, Парино, то есть засаживаю маленьких бешеных животных вроде вас в клетки. В вашем же случае я постараюсь приложить все свои силы. Вы не выйдете отсюда, — повторила она. — А когда вы будете томиться в камере смертников, я хочу, чтобы вы вспоминали обо мне.
— Убийство второй степени, — быстро произнес Симмонс.
— Тебе не удастся продать меня, сукин сын! — словно бешеное эхо, раздался голос его клиента.
Дебора проигнорировала Парино и посмотрела в напряженные глаза Симмонса. Что-то здесь нечисто, она это чувствовала.
— Убийство первой степени, — повторила она. — Пожизненное заключение, а не смертная казнь, если, конечно, не вскроются какие-нибудь факты, затрагивающие мои интересы.
— Пожалуйста, позвольте мне поговорить с моим клиентом. Мне нужна минута, не больше.
— Конечно. — Она оставила истекающего потом адвоката с его орущим клиентом.
Двадцать минут спустя она снова встретилась с Парино за поцарапанным столом. Он был бледнее, спокойнее и докурил сигарету до фильтра.
— Выкладывайте свои карты Парино, — предложила она.
— Я требую неприкосновенности.
— От каких-либо обвинений, которые могут быть выдвинуты против вас на основании информации, которую вы мне дадите? Договорились. — Он уже был у нее в кармане.
— И защиты.
— Это гарантированно.
Он заколебался, играя сигаретой и прожженной пластиковой пепельницей. Но она знала, что загнала его в угол. Двадцать лет.
Адвокат обещал, что, вероятно, через двадцать лет он будет условно освобожден.
Двадцать лет тюрьмы все равно лучше, чем электрический стул. Крепкий парень сумеет постоять за себя в местах не столь отдаленных. А Парино считал себя очень крепким парнем.
— Я кое-что поставлял каким-то парням. Тяжелые наркотики. Перевозил это барахло с доков к антикварному магазину в центре города. Мне хорошо платили, слишком хорошо, поэтому я понял, что, кроме старинных ваз, в этих корзинах есть что-то еще. — Неуклюжий в своих наручниках, он прикурил от тлеющего фильтра другую сигарету. — Вот я и решил сам посмотреть. Открыл одну из корзин. Она была набита кокаином. Черт, я никогда не видел столько снега! Сто, может быть, сто пятьдесят фунтов. И он был чистым.
— Откуда вам это известно?
12 
