— Я собрал вещи, — произнес он, — и все подготовил для отплытия в Англию. Пребывание здесь без тебя стало адом. Мысли о том, что ты вернешься и что я никогда не получу возможность дотронуться до тебя, почти сводили с ума. Каждый день, каждую ночь. Бьянка, я просто болел тобой.
Я гладила его лицо и думала о том, как часто мечтала об этом.
— Я решила, что никогда больше не увижусь с тобой. Молилась, чтобы Господь не допустил этого. — Поскольку стыд пробивался сквозь мою радость, я попыталась отвернуться. — О Боже, что ты должен думать обо мне. Я жена другого мужчины, мать его детей.
— Не здесь. — Его голос стал грубым, но руки оставались нежными. — Здесь ты принадлежишь мне. Здесь, где я впервые увидел тебя год назад. Не думай о нем.
Он снова поцеловал меня, и я перестала думать о чем бы то ни было, перестала беспокоиться.
— Я ждал тебя, Бьянка, ждал сквозь зимний холод и весеннее тепло. Когда бы я ни рисовал, именно твой образ часто посещал меня. Я видел, как ты стояла здесь, с ветром в волосах, солнечный свет превращал их в медь, потом в золото и, наконец, в пламя. Я старался забыть тебя. — Его руки были на моих плечах, удерживая, в то время как его глаза, казалось, пожирали мое лицо. — Пытался убедить себя, что это неправильно, что если не для собственной, то для твоей пользы, должен покинуть это место. Думал о тебе, о том, как ты танцуешь с ним на балу, посещаешь театр, принимаешь его в своей постели. — Он напрягся. — Она его жена, говорил я себе. Ты не имеешь никакого права хотеть ее, желать, чтобы она пришла к тебе. Жаждать, чтобы она могла стать твоей.
Я поднесла пальцы к его губам. Его боль была моей болью. И подумала, что так будет всегда.
— Я пришла к тебе, — ответила я ему. — И я действительно твоя.
Он отвернулся от меня, ведя сражение между совестью и любовью, такой же сильной в нем, как и во мне.
— Мне нечего предложить тебе.
— Свою любовь. Я больше ничего и не хочу.
— Она уже принадлежит тебе с первого мгновения, как я взглянул на тебя. — Он снова повернулся ко мне и коснулся моей щеки. Я видела сожаление и тоску в этих красивых глазах. — Бьянка, у нас нет никакого будущего. Я не посмею и не смогу просить тебя бросить то, что ты имеешь.
— Кристиан…
— Нет. Как бы я ни страдал, я не сделаю этого. Я знаю, ты отдала бы мне все, что я попрошу, хотя я не имею никакого права просить, но потом ты опомнишься и возненавидишь меня.
— Нет. — Слезы хлынули из глаз, особенно горькие на ледяном ветру. — Я никогда не стану ненавидеть тебя.
— Тогда я возненавидел бы себя, — он снова прижал мои пальцы к губам. — Но я умоляю тебя, пока лето, приходи сюда хотя бы на несколько часов, когда сможешь, и мы притворимся, что зима никогда не наступит. — Он улыбнулся и нежно поцеловал меня. — Приходи на свидания со мной, Бьянка, при солнечном свете. Позволь мне нарисовать тебя. Я буду счастлив.
Итак, и завтра, и каждый день в течение этого сладкого бесконечного лета я буду встречаться с ним. На скалах над морем мы возьмем столько счастья, сколько сможем.
Глава 4
— Ну, здравствуйте.
Услышав хриплое приветствие, Слоан оторвался от своих записей насчет бильярдной комнаты и увидел гибкую цыганку в ниспадающей цветастой одежде. Длинные пряди рыжих волос струились по ее плечам и спине. Мечтательные зеленые глаза оценивающе прошлись по нему, прежде чем она впорхнула в комнату, будто эта женщина имела все время мира и желала щедро его потратить.
— Привет.
Слоан уловил ускользающий аромат сорванных полевых цветов до того, как она протянула ему руку.
— Я Лила. — Ее голос был таким же ленивым и кокетливым, как и глаза. — Вот уже несколько дней нам не удавалось встретиться.
Если существует мужчина, который не получил бы удар от такого зрелища, подумал Слоан, то тот просто уже умер и похоронен.
— Я по-настоящему жалею об этом.
Она засмеялась, потом радушно пожала ему руку. Первые впечатления очень высоко ценились Лилой, и она уже решила, каков он.
— Я тоже. Особенно сейчас. Чем занимаетесь?
— Стараюсь прочувствовать это место и людей, живших здесь. А что делали вы?
— Была занята выяснением того, влюблена ли я.
— И?
— Нет.
Лила мягко пожала плечами, но он уловил задумчивость в ее глазах, прежде чем она повернулась, обходя комнату.