Она пыталась закричать, но кляп заглушал ее крики. Так где же она? И что должно с ней случиться?
Элизабет чувствовала, что приходит в бешенство от этих вопросов, вертевшихся в ее сознании. У нее не было ни малейшего представления ни о том, давно ли она здесь находится, ни о том, много ли времени миновало с тех пор, как ее самым жестоким образом вытащили из собственного автомобиля. Впрочем, как даже и о том, подозревает ли вообще кто-нибудь, что она пропала. Пользуясь доступными ей ограниченными движениями, Элизабет попыталась составить хоть какое-то представление о своем состоянии. Слегка встряхнув головой, она поняла, что ее волосы по-прежнему уложены сзади в косу. Затем, прижав к телу связанные руки, она пришла к заключению, что на ней все еще была ее больничная форма, относительная свежесть которой подсказывала, что без сознания она пробыла не так уж и долго — ну, может быть, пару часов, но уж никак не день-другой.
Но кто же все-таки мог проделать это с ней? И чего ради? Элизабет изо всех сил думала: у кого мог найтись хоть какой-нибудь повод причинить ей вред — но так ничего и не придумала. И тем не менее она не могла подавить назойливого ощущения, что это должен был быть кто-то из известных ей людей. Ей даже казалось, что она видела его перед тем, как потеряла сознание, но его образ теперь был как бы закрыт для ее восприятия. Это сводило ее с ума, напоминая о том периоде, когда, попав в аварию на мотоцикле, она временно вообще забыла, кто она такая. Да, понимать, что тебе известно нечто, но быть не в силах перенести это из своего подсознания в сознание...
Она услышала, как где-то в отдалении быстро проехал автомобиль, потом его тормоза пронзительно взвизгнули, видимо, при повороте за какой-то угол. Элизабет напрягла слух, чтобы расслышать что-нибудь еще, но различить ничего конкретного она не смогла, не было слышно ничего такого, что указывало бы на ее близость к каким-либо домам. К каким-то людям. К помощи.
Глаза Элизабет заслезились под тугой матерчатой повязкой, державшей их закрытыми. Вот как раз в эти минуты ей бы следовало смеяться, танцевать и вовсю развлекаться на званом вечере у Регины Морроу, а не дрожать в этом жутком темном помещении, не сидеть тут связанной, беспомощной и запуганной, не пытаться избавиться от снова и снова повторяющегося в ее мозгу рефрена, подобно кошмарной магнитофонной записи, которую она была не в силах выключить: «ЧТО ЖЕ БУДЕТ СО МНОЙ? НЕУЖЕЛИ МНЕ ПРЕДСТОИТ УМЕРЕТЬ? НЕУЖЕЛИ Я УМРУ, УМРУ?..»
И внезапно она услышала хруст автомобильных покрышек, движущихся по грязи и камню, в сопровождении громыхания мотора, который давно пора было бы отрегулировать. Потом мотор смолк, а спустя несколько секунд хлопнула закрывшаяся дверца. По звуку это было совсем близко, похоже, что прямо у того здания, в котором она находилась.
Элизабет вздрогнула. Вернулся ее похититель! Она не знала, что было хуже: ужасный страх от непонимания смысла происходящего или же полное осознание того, что вот-вот, всего через несколько мгновений, все выяснится.
Мгновений, которые могут оказаться последними в ее жизни.
Элизабет слышала, что тяжелые неспешные шаги снаружи ненадолго смолкли, и какой-то ключ заскрежетал в замке, как она предположила, парадной двери. Когда дверь открылась, а затем захлопнулась, Элизабет почувствовала, как по всему ее телу прокатывается новая волна холода. Только на .этот раз это был не свежий вечерний воздух, а холодная испарина от неослабевающего страха.
— Помогите! — попыталась крикнуть она сквозь кляп.
Мужчина продолжал идти по комнате.
— Помогите! — снова закричала она.
На сей раз мужчина, должно быть, расслышал ее приглушенные крики: его тяжелая поступь с каждым приближающимся к ней шагом становилась все более громкой и угрожающей. И вот он уже оказался там, прямо перед ней, и его туфли уперлись вплотную в трясущиеся ноги Элизабет.
Она мысленно стала молиться. Сознавая, что это, возможно, конец, она пыталась укрепить себя в предвидении самого худшего. Поскольку Элизабет ничего не могла сделать, чтобы остановить его, она надеялась, что похититель покончит с этим быстро и не станет вначале мучить ее. То есть мучить физически. Эти последние несколько минут стали для нее такой психической пыткой, которую было почти невозможно переносить.
В темноте она почувствовала, что его рука приближается к ее голове. Чтобы задушить? Оглушить до бесчувственности? Или, благодаря какому-то чуду, снять с нее эти путы?