– Мы можем перебиться без лишнего куска, нам нужен ты!
Он закрыл чемодан.
– Ты опять говорила с мамой, да?
– Нет, я говорю это от себя, папка, это я говорю.
– Конечно, конечно, малышка.
Он усмехнулся и потрепал ее по волосам, и она снова почувствовала себя папиной дочкой. Он опустил чемодан на пол и широко улыбнулся, как он всегда ей улыбался – улыбкой, неизменно подкупающей и маму.
– Ну послушай, а хочешь, я привезу тебе что-нибудь этакое, какую-нибудь диковинку из Вьентьяна? Может быть, рубин? Или сапфир? Тебе должен понравиться сапфир!
Она пожала плечами:
– Какая разница?
– Что значит, какая разница? Ты же детка моя!
– Твоя детка? – Она подняла глаза к потолку и усмехнулась: – Да разве я когда-нибудь была твоей деткой?
Улыбка исчезла с его лица.
– Мне не нужны ваши капризы, сударыня.
– Да тебе ничего не нужно! Ничего, кроме как летать на своих дурацких самолетах на своей дурацкой войне!
Он не успел ответить, как она, задев его плечом, устремилась к выходу и вышла из комнаты. Спускаясь по лестнице вниз, она расслышала его крик:
– Ты еще всего-навсего ребенок! Когда-нибудь ты поймешь! Подрасти немного, в один прекрасный день до тебя дойдет!..
«В один прекрасный день. В один прекрасный день».
– А я все-таки не понимаю, – шептала она в ночи. С улицы донеслось тарахтение проезжающего мимо автомобиля. Она сидела на кровати и, расправляя рукой влажные волосы, оглядывала комнату. Занавески колыхались паутинкой в залитом лунным светом окне. На соседней кровати спал Гай. Простыня, накрывавшая его, была сбита в сторону, и в темноте поблескивала его голая спина. Она поднялась и подошла к окну. Внизу, на углу улицы, трое водителей-велорикш в обносках сидели, сгрудившись, на корточках в тусклом свете уличного фонаря. Они молчали, сморенные усталостью и ночной тишиной. Она спрашивала себя, сколько их таких, утомленных и молчаливых, блуждало по городу среди ночи. А ведь они считали себя победителями в той войне.
Проскрипели пружины матраса, и она обернулась. Гай перевернулся на спину, скинув простыню на пол. Тайное его обаяние действовало на нее, и она не могла отвести от него взгляда. Она стояла впотьмах, глядя на его спутанные волосы, на поднимающуюся и опускающуюся грудь. Даже пока спал, он улыбался, как будто приснившейся ему шутке. Она подошла и стала гладить его по волосам, и вдруг остановилась – рука ее застыла в нерешительности, пока она боролась с желанием снова прикоснуться к нему. Как давно уже она не испытывала подобного к мужчине, это даже напугало ее – ведь это был первый знак того, что она побеждена, что она готова отдать душу в его распоряжение. Этого нельзя было допустить! Не с этим человеком! Она вернулась к своему месту и повалилась на кровать. Она лежала и думала, до чего это все неправильно, какие они разные. Такими же разными были когда-то ее отец и мать.
Энн Мэйтленд не хотела признавать эту разницу, простую и совершенно очевидную несовместимость. Хотя для Вилли это было ясно как божий день. Билл Мэйтленд был рисковым малым, непредсказуемым и азартным в игре под названием жизнь. Энн без оглядки принимала любые его выкрутасы, потому что он был ее мужем, и она любила его. Но Вилли не нужна была такая любовь. Ей не нужен был молодой вариант Дикого Билла Мэйтленда. Хотя, Бог свидетель, она так его хотела! А он вот он – перед ней на соседней кровати. Она закрыла глаза и пролежала так, считая часы до самого утра, ворочаясь и потея.
– Какой любопытный поворот, – произнес министр Транх, он только что прилетел из Сайгона и, сидя на стуле с жесткой спинкой, пристально глядел на чаинки, плавающие в чашке. – Вы говорите, что они ведут себя как простые туристы?
– Да, типичные западные туристы, – подтвердила мисс Ху с отвращением.
Она раскрыла блокнот и начала зачитывать тщательно задокументированные события дня.
– Этим утром в 9.45 утра они посетили могилу нашего любимого лидера, но не выказали никаких эмоций. В 12.17 им был сервирован обед в отеле, в меню входила жареная рыба, тушеная речная черепаха, пареные овощи и заварной крем. Днем их сводили в Музей войны, а потом в Музей революции.
– Что-то не похоже это все на маршрут западных туристов.
– А затем, – она перелестнула страницу, – они отправились в магазин за покупками. – Она торжествующе захлопнула блокнот.
– Но послушайте, товарищ Ху, даже самый преданный партийный работник вынужден иногда делать покупки.