Особенно,... 
71 
— Я живу со своей женой как друг, а на самом деле я… люблю мужчин! — пискнул будущий вице. Зал замер, словно подавился новостью, но через секунду взорвался аплодисментами. Все встали.
— А дети?! — заорал кто-то из прессы.
— Они усыновлены, — скорбно ответил герой дня. Его жена со слезами на глазах обняла отважного политика.
— Я все понимаю, — прошептала она. — Надо пройти через это, милый! Впереди у нас — сияющая дорога! Дети поймут, дети все поймут…
При упоминании о детях будущий вице-президент разрыдался. В порыве чувств он припал к боссу подозрительно долгим поцелуем и даже слегка укусил его.
— Но-но! — осадил шеф. — Ты не слишком-то входи в роль!
Вице плотоядно оскалился.
— Не прощу, — прошептал он. — Никогда не прощу… На следующий день опросы общественного мнения показали, что Буш вырвался вперед, причем победа его была особенно очевидна в северных, традиционно либеральных штатах. Гор снова оказался далеко позади
— Ну что, господа? — спросил Гор, собрав свой штаб и нервно бегая пальцами по лацканам непривычного твидового пиджака. Ему сказали, что твид будет способствовать имиджу стабильного политика. — Еврей не сработал. То есть он сработал так, как мы не ждали. Чем мы можем ответить на этого… их него… нестандартного?
— Кто бы мог подумать! — развел руками советник по имиджу. — Я столько раз оказывался с ним рядом на предвыборных мероприятиях, и никогда ничего…
— Вы что, считаете себя настолько неотразимым? — скривился Гор. — Вы думаете, они западают на всех? Подумайте лучше о нашем симметричном ответе!
— Инвалид, — твердо сказал советник. — Только инвалид.
— Вы имеете в виду меня? — испуганно спросил Гор.
— Нет, пока не надо… Тяжелая артиллерия вводится в действие последней. Но, может быть, согласится Либерман?
— Смотря на что, — задумался кандидат от демократической партии. — Вы же не хотите отпилить ему ногу?
— Нет, ногу оставим на крайний случай, — успокоил советник по связям с общественностью, оттеснив советника по имиджу. — Но косоглазие… или плоскостопие…
— На это я его уговорю, — заверил Гор. Вечером следующего дня он вывел к толпе Либермана, в кипе и пейсах, слегка опирающегося на палку.
— И дамы и господа! — начал Либерман. — И что же я хочу вам сказать? И я хочу вам сказать, что все это время я таки скрывал, но теперь врать уже нет возможности. Я инвалид, я страдаю косоглазием и плоскостопием, и у меня радикулит.
Некоторое время зал потрясенно молчал, но вскоре ворвался приветственными криками. Значки и футболки с надписью «Держись, Либби» и «Лучше больной, чем консервативный!» продавались в тот вечер по двадцати долларов штука. Рейтинг Гора вырос на десять пунктов, и Буш снова оказался в арьергарде. Ярости его не было границ.
— Отрезать мне ногу я не дам, — заранее предупредил будущий вице-президент.
— Да ну тебя с твоей ногой! — огрызнулся техасский губернатор. — Тут нужно что-нибудь глобальное!
— Вам следует последовательно разрушать имидж непримиримого консерватора, — назидательно произнесла советница по имиджу. — В этом смысле нелишне было бы отменить ближайшую смертную казнь.
— Ты что! — заорал Буш-младший. — Смертная казнь — гордость штата Техас! Зло должно быть наказано! За время губернаторства я казнил пятерых и до конца выборов успею казнить еще пару!
— Тогда можете попрощаться с президентством, — пожала плечами советница по связям с общественностью, и Буш-младший обхватил голову руками.
— Кто там у нас дожидается очереди? — спросил он обреченно, словно сам дожидался очереди, Серийный убийца, — с готовностью доложил прокурор штата. — Замочил десятерых, изнасиловал двадцать человек. Любимец дам, ведет обширную переписку — Что вы хотите — гримасы демократии.
— Сколько времени дожидается казни? — спросил Бут.
— Пятнадцать лет. Адвокаты добились очередного пересмотра, утверждая, что однажды в детстве он спас кошку.
— Кошку, — вздохнул Буш. — Кошку — это хорошо. Выпускаем.
На следующий день огромная толпа, собравшаяся у стен главной тюрьмы штата, приветствовала серийного убийцу, выходящего из железных ворот. Старик шериф, в свое время задержавший маньяка, со слезами на честных голубых глазах вручил ему букет роз.
— Моя бы воля, сынок, — сказал он шепотом, — я положил бы этот букет тебе в гроб. Моли Бога за нашего губернатора, за его президентство и за долбаную американскую демократию, вот что я тебе скажу на прощание, сукин ты сын!
71 
