ПОЛНОЧНЫЕ ЗАПИСКИ

По Кремлю пошел слух, что Дед пишет мемуары.

Сначала никто не поверил. После того как он тяжело сошел с кремлевского крыльца, с сипением выдохнул Путину «Берегите Россию» и скрылся в Барвихе, свита с облегчением вздохнула. Непредсказуемый период российской истории кончился. Все стойко надеялись, что Дед погрузился в тяжелую русскую спячку и перешел в разряд реликвий.

Первые намеки прошелестели весной.

— Пишет?

— Каждый день по три-четыре страницы. Собственноручно.

— Может, Вальке диктует?

— Да он Вальку и близко не подпускает!

Пошли к Вальке. Тот, как обычно, сидел в своем теневом кабинете со спущенными шторами и объяснялся жестами.

— Валентин Борисович, — робко кашляя, интересовалась чиновная шушера. — Правда ли, что в скором времени… ваш, то есть наш, бывший, то есть первый, патрон, то есть президент… изумит человечество новым шедевром?

Валентин в своей манере загадочно пошевелил бровями, дернул плечом и пожевал губами.

— Плохо дело, — смекнула челядь и затаилась по норам.

Ближе к осени стало достоверно известно, что первый президент России практически не встает, но не потому, что лежит, а потому, что пишет. Каждую ночь он просовывал под дверь барвихинского кабинета несколько страниц, мелко и плотно исписанных его неповторимым почерком. Дочь бесшумно собирала листочки и относила проверенной машинистке, тут же набиравшей текст на компьютере. Сенсационность ожидалась такая, что издавать книгу Дед намеревался за рубежом. Правда, по-русски, чтобы там никто ничего не понял. Вслед за этим предполагалось издание в России, но по-немецки. Видимо, чтобы понял только Путин.

Путин понял и срочно поехал в Барвиху. О тайне этого августовского визита говорили всякое, но подлинной его подоплеки не знал никто.

— Ну что, Борис Николаевич? — осторожно спросил второй президент России тоном неистового Виссарионыча, заехавшего в Горки навестить хворого Ильича. — Как творческие успехи?

— Тяжело, — покачал головой президент. — Серьезная проза — она, знаете, требует… всего человека… Гораздо более ответственное дело, чем государственная власть.

— Да-да, — кивнул Путин. — А о чем пишете?

— Намерен подвести некоторые итоги, — тяжело вздохнул Дед. — Раздать, что называется, сестрам по серьгам… Объяснить свои действия… В общем, прочтете. А… не намерены ли вы осветить отдельные события прошлого года? — осторожно спросил преемник. — Историю моего назначения, все дела?

— Да знаете, — уклончиво отмахнулся Дед, — я как-то все больше о своей внутренней жизни.

— А-а, — протянул второй президент с характерным для него непроницаемым выражением лица. — Я тут, знаете, тоже пописываю… Написал вот в марте месяце один указ о неприкосновенности… Теперь вот думаю: может, мне еще какой-нибудь указ написать? Несколько, так сказать, подкорректировав предыдущий?

— Это уж ваши творческие планы, — развел руками Дед. — Сами знаете, у нас, писателей, не принято вмешиваться в чужие замыслы… Главное — берегите Россию.

— Это уж будьте благонадежны, — рассеянно ответил второй президент России и мрачно вылетел куда-то. Он все время куда-то вылетал. Челядь, заметившая помрачнение черт первого лица, окончательно притихла и перепугалась.

— Всем как есть врежет, — шушукались по Кремлю.

— Про кого хоть пишет?

— Говорят, отдельные главы про Лужкова, Коржакова, Чубайса… Про олигархов всех…

— И что, вся правда?

— Вся как есть! Чего ему бояться? Он же неприкосновенный теперь.

— Что… и полковнику влетит?

— А то!

— Господи, чего ж тогда ждать-то…

Первым, как всегда, опомнился Коржаков. С трудом выучившись ставить подпись, писать он умел неважно, а потому созвал прессу и приступил к диктовке.

— Ну чего, ребята, — сказал он, удобно располагаясь в кресле. — Приступим к сочинению второй части. Действия врага надо что? — предупреждать. Он бабахнет свою пачкотню, а мы — свой бестселлер. Сегодня я намерен раскрыть все кремлевские тайны. Все, что держал в загашнике. Во-первых, — Коржаков закатил глаза и задумчиво почесался, — пил он страшно.

  77