... 
49 
Мой отдых был, однако, недолог, так как вскоре показалась целая часть, численностью в несколько сот человек; она направлялась ко мне бешеной рысью. Я стрелял, шока снаряды мои не истощились и враги почти настигли меня; быстрый взгляд показал мне, что Дея Торис и Сола исчезли уже среди холмов; я вскочил, таща за собой бесполезное уже ружье, и отправился в направлении, противоположном тому, где скрылись Сола со своей спутницей.
Если марсиане имеют какое-нибудь представление о скачках, то оно было получено этими изумленными воинами именно в тот день, много лет тому назад. Хотя я и вел их но направлению, прямо противоположному тому, где была Дея Торис, это не отвлекло их от страстного желания поймать меня.
Они яростно гнались за мной, пока, наконец, моя нога не коснулась спасительного куска кварца, и я медленно пошел по мху. Когда я увидел их совсем близко, я вытащил свою саблю, желая продать мою жизнь как можно дороже, но это было уже слишком. Я пошатнулся под их ударами, которые посыпались на меня настоящим потоком; голова моя закружилась, все потемнело, и я упал в беспамятстве.
18. В плену у уорухунцев
Должно быть, прошло несколько часов, прежде чем я пришел в себя, и я помню ощущение удивления, когда я почувствовал, что жив. Я лежал среди груды шелков и мехов в углу маленькой комнаты, в которой сидело несколько зеленых воинов; надо мной склонилась старая и безобразная женщина.
Когда я открыл глаза, она обернулась к одному из них и сказала:
– Он ожил, о джед!
– Ладно, – ответил человек, к которому она обращалась. Он встал и подошел к моему ложу. – Он доставит редкое развлечение любителям большой игры!
Теперь, когда мой взгляд упал на него, я увидел, что это был не тарк, так как своими украшениями и оружием он отличался от этой орды. Это был безобразный малый, с изрубленным лицом и грудью, со сломанным клыком и недостающим ухом. На его груди висели нанизанные на ремень человеческие черепа и соответствующее число высохших человеческих рук. Его отзыв о большой игре, о которой я так много слышал среди тарков, убедил меня, что я попал из чистилища в геенну огненную.
После нескольких слов с женщиной, причем она уверяла его, что я вполне способен к путешествию, он приказал мне сесть верхом и ехать позади большой колонны.
Я был надежно привязан к самому дикому и необъезженному животному, какое когда-либо видел, и вооруженные всадники с обеих сторон следили, чтобы оно не ускакало; мы понеслись бешеным аллюром вслед за колонной.
Мои раны не причиняли мне особенных мучений, так чудесно и быстро подействовали прижигания и впрыскивания опытной в лечебных средствах старушки, и так ловко она наложила перевязки и пластыри на мои раны.
Еще до наступления темноты мы достигли большого военного отряда, который только что расположился лагерем на ночь. Меня немедленно привели к главному начальнику, который оказался джеддаком уорухунских орд.
Подобно джеду, который доставил меня, он был страшно изрублен и также украшен нагрудной перевязью из человеческих черепов и сухих мертвых рук, что было, по-видимому, отличием всех знатных воинов среди уорухунцев; это указывало на их свирепость, в которой они превзошли даже тарков. Джеддак Бар Комас, который был сравнительно молод, был предметом лютой ненависти и зависти со стороны своего старшего помощника Дака Ковы, того джеда, который взял меня в плен, и я не могу передать, с каким старанием он оскорблял своего начальника.
Он совершенно пренебрег обычной формой приветствия, когда мы очутились перед лицом джеддака, и, грубо толкнув меня к правителю, закричал громким и угрожающим голосом:
– Я привел странное создание, носящее оружие тарков; мне доставит удовольствие заставить его сражаться с дикой лошадью во время больших игр.
– Он умрет так, как ваш джеддак, Бар Комас, найдет уместным, если умрет вообще, – ответил молодой правитель с достоинством.
– Если умрет вообще? – закричал Дак Кова. – Клянусь мертвыми руками, он будет убит моей лошадью, Бар Комас. Никакая глупая слабость с вашей стороны не спасет его. О, если бы в Уорухуне царствовал настоящий джеддак, вместо слабого человека, с водянистым сердцем, от которого даже старый Дак Кова мог бы вырвать оружие голыми руками!
Бар Комас на мгновение взглянул на своего непокорного воина с выражением бесстрашного презрения и ненависти, а затем, не взяв никакого оружия, он бросился к лошади своего оскорбителя.
49 
