– О, боже, Ной, – прошептала она. – Даже не верится. Я совсем забыла.
Она почувствовала, как его голова тяжело опустилась ей на плечо. И он произнес тихо и пристыженно:
– Я тоже.
Из своей спальни Клэр перезвонила Маргарет Эллиот. Она всегда любила свекровь, и с годами нежность к ней возросла настолько, что Маргарет стала для нее гораздо ближе, чем ее собственные, холодновато-надменные родители. Иногда Клэр казалось, что любви и страсти ее научила именно семья Эллиот.
– Здравствуй, мама. Это я, – приветствовала ее Клэр.
– В Балтиморе сегодня семнадцать градусов и солнечно, – отозвалась Маргарет, и Клэр невольно рассмеялась.
С тех пор как она переехала в Транквиль, сравнение погодных условий стало для них дежурной шуткой. Маргарет очень не хотела, чтобы они покидали Балтимор. «Ты даже не представляешь, что такое настоящий холод, – говаривала Маргарет, – и я буду постоянно напоминать тебе о том, что ты покинула».
– А здесь два градуса, – послушно отрапортовала Клэр. Она выглянула в окно. – Будет еще холоднее. И темнее.
– Ной передал тебе, что я звонила?
– Да. И у нас все в порядке. Правда.
– Точно?
Клэр промолчала. У Маргарет был особый талант угадывать настроение собеседника по одной лишь интонации, и сейчас она уловила некоторую фальшь в голосе невестки.
– Ной сказал, что хочет вернуться, – продолжила Маргарет.
– Но мы только что переехали.
– Ты в любой момент можешь передумать.
– Не сейчас. Я здесь слишком во многое вложилась. В новую практику, в дом.
– Это ведь только материальное, Клэр.
– Нет, все это я делала для Ноя. Я должна остаться здесь ради него. – Клэр немного помолчала, вдруг осознав, что при всей своей любви к Маргарет испытывает некоторое раздражение. Она уже устала от мягких, но настойчивых намеков на то, что ей следует вернуться в Балтимор. – Ребенку всегда нелегко начинать с нуля, но он приспособится. Он еще слишком мал и сам не знает, чего хочет.
– Что ж, думаю, ты права. Ну, а как ты? Тебе самой все еще хочется там жить?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что знаю, как нелегко пришлось бы мне самой на новом месте. Без друзей, без родных.
Клэр посмотрела на себя в зеркало. Ее усталое лицо. Отражение ее спальни, на стенах которой по-прежнему висят картины. Это всего лишь скопище мебели, место для сна, а не уголок родного дома.
– Вдове нельзя без друзей, Клэр, – заметила Маргарет.
– Может быть, отчасти потому я и уехала.
– Что ты имеешь в виду?
– Там я для всех была только вдовой. Я приходила в свою клинику, и меня встречали грустные сочувствующие взгляды. При мне коллеги боялись смеяться или травить анекдоты. И никто, никто и никогда не осмеливался заговорить о Питере. Все как будто решили, что при одном только упоминании его имени я разрыдаюсь.
В трубке воцарилось молчание, и Клэр вдруг пожалела о том, что разоткровенничалась.
– Это не значит, что я перестала скучать по нему, мама, – тихо произнесла она. – Я вижу его всякий раз, когда смотрю на Ноя. Сходство между ними просто поразительное. Я как будто наблюдаю, как взрослеет Питер.
– Да, насчет сходства ты права, – согласилась Маргарет, и Клэр испытала облегчение, что в речи свекрови сохранились теплые нотки. – Питер был довольно трудным ребенком. Кажется, я тебе никогда не рассказывала, что он вытворял в возрасте Ноя. Озорство передалось Ною именно от него, Питера.
Клэр расхохоталась. «Да уж, точно не от меня, занудно-добропорядочной матери, самым серьезным преступлением которой была просрочка техосмотра».
– У Ноя доброе сердце, но ему ведь только четырнадцать, – по-дружески предупредила Маргарет. – Не воспринимай его проделки как катастрофу.
Позже, когда Клэр спускалась вниз, она уловила запах горелых спичек и подумала: «Ну вот. Проделки не заставили себя ждать. Он опять накурился тайком». Она пошла на запах, к кухне, и застыла в дверях.
Ной держал в руке зажженную спичку. Увидев мать, он тут же погасил огонь.
– Я больше не нашел свечей, – сообщил он.
Она молча подошла к столу. Ее глаза наполнились слезами, когда она увидела замороженный торт, который сын достал из холодильника. На одиннадцати свечах танцевали язычки пламени.
Ной чиркнул новой спичкой и зажег двенадцатую свечу на торте.
– С днем рождения, папа, – тихо произнес он.
«С днем рождения, Питер», – подумала она и смахнула слезы. Вместе с сыном они задули свечи.