– Разве здесь не нужен доктор?
– У них был городской врач. Старый доктор Помрой, который умер прошлой зимой. Похоже, они не хотят видеть во мне даже его заместительницу.
– Должно пройти время, Клэр.
– Прошло уже восемь месяцев, а мне так и не удалось покрыть свои расходы. Какой-то злопыхатель рассылает анонимные письма моим пациентам. Отпугивает их. – Она посмотрела на бутылку бренди и, подумав: «Да и черт с ним!» – налила себе еще. – В общем, из огня да в полымя.
– Тогда почему вы остаетесь здесь?
– Потому что надеюсь: все изменится к лучшему. Пройдет зима, снова наступит лето, и мы станем счастливее. Есть такая мечта.
А ведь именно мечта заставляет нас жить дальше. – Отхлебнув бренди, она с удовольствием отметила про себя, что очертания огня в камине немного потеряли резкость.
– И о чем же вы мечтаете?
– О том, что мой сын когда-нибудь будет любить меня так, как прежде.
– Вы говорите так, будто у вас есть сомнения на этот счет. Вздохнув, она снова поднесла бокал к губам.
– Быть матерью – значит постоянно сомневаться.
Лежа в кровати, Амелия слышала звуки пощечин, доносившиеся из материнской спальни; она улавливала также сдавленные рыдания, всхлипывания и злобное бурчание, перемежавшее удары.
«Тупая сучка. Не смей идти против моей воли! Слышала? Слышала?»
Амелия с горечью думала о том, чем можно помочь, и о том, что она уже пробовала сделать. Так ничего и не подействовало. Дважды она звонила в полицию; дважды Джека забирали в участок, но через несколько дней он возвращался, и мама принимала его обратно. Все без толку. Грейс слишком слаба. Она боится остаться одна.
«Я никогда, никогда не допущу, чтобы мужчине, который ударил меня, все сошло с рук».
Она заткнула уши и накрылась одеялом с головой.
Прислушиваясь к звукам ударов, Джей-Ди чувствовал, как нарастает в нем возбуждение. Да, папа, так и надо с ними. Ты всегда так говорил. Твердая рука держит баб в узде. Придвинувшись поближе к стене, он прижался ухом к штукатурке. Отцовская кровать стояла прямо по ту сторону стены. Почти каждую ночь Джей-Ди прижимался к стене, прислушиваясь к ритмичным поскрипываниям отцовской кровати и живо представляя себе, что происходит в соседней комнате. Папа особенный, не похожий ни на кого, и, хотя Джей-Ди его побаивался, все равно считал своим кумиром. У него вызывало восхищение то, как Джек управлял домашними, не позволяя женщинам заноситься и показывать свой норов. Именно так учит Великая книга, всегда говорил Джек, мужчина – хозяин и защитник дома. Это разумно. Мужчина крупнее, сильнее; разумеется, ему и быть главным.
Удары стихли, и теперь слышалось лишь поскрипывание кровати, ходившей ходуном вверх-вниз. Этим всегда все и заканчивалось. Небольшая выволочка, а потом старый добрый способ примирения. Джей-Ди возбуждался все сильнее и сильнее, и боль в паху становилась невыносимой.
Он встал и на ощупь прошел мимо кровати Эдди к двери. Эдди крепко спал, дубина. Стыдно иметь брата-размазню. Джей-Ди вышел в коридор и направился в сторону ванной.
На полпути он остановился у закрытой двери, за которой располагалась комната сводной сестры. Он припал ухом к двери, задаваясь вопросом: спит ли Амелия или тоже слушает, как скрипит кровать родителей? Аппетитная малышка Амелия, недотрога. Они живут под одной крышей. Так близко, что Джей-Ди почти слышит ее дыхание, ощущает девичьи ароматы, сквозящие из-под двери. Он подергал ручку и обнаружил, что дверь заперта. Она всегда запирала свою дверь, с той самой ночи, когда он впервые прокрался к ней в комнату, чтобы посмотреть на то, как она спит; она проснулась, когда Джей-Ди принялся расстегивать ее пижаму. Маленькая задира начала кричать, и отец ввалился в комнату с ружьем наперевес, готовый снести голову незваному гостю.
Когда женский визг стих и Джей-Ди прошмыгнул обратно к себе, он услышал голос отца: «Мальчик всегда был лунатиком. Он не соображал, что творит». Джей-Ди вздохнул с облегчением, решив, что пронесло. Но потом отец зашел к нему в комнату и так ударил по лицу, что у него искры посыпались из глаз.
На следующий день в дверь Амелии вставили замок.
Джей-Ди закрыл глаза и почувствовал, как выступили капельки пота над верхней губой, стоило ему представить соблазнительную сестричку, которая лежала в постели, раскинув руки. Он вспомнил ее ноги – такими, как видел их летом, – длинные и загорелые, в белых шортах, оттенявших золотистый цвет бедер. Теперь пот выступил на лбу и ладонях. Он почувствовал, как сильно бьется сердце. Его чувства обострились настолько, что он ощущал звенящую тишину ночи, в которой с электрическими разрядами объединялись и сталкивались энергетические поля.