180 
В толпе одобрительно засмеялись. Усмехнулся для конспирации и Чарнолуский, хотя что там дальше — не знал. Вероятно, какая-нибудь грубость.
— И вот, не в силах одержать ни одной победы, подписав постыднейший мир, сбежав из славной столицы, эти вожди народа решили победить хотя бы нас, раз уж больше никого не удается. Они хотели сыграть на ненависти невежд к образованию! Но тут-то и вышел у них главный просчет: никогда, никогда русский народ не был врагом образованности! Он и Петру простил все его кровавые злодейства за то, что тот насадил на Руси образование! Нынешние Петры начали с упразднения наук, думая тем купить себе славу; вместо того чтобы учить грамоте — они вовсе упразднили грамоту! Подлый этот замысел не удался: сотни молодых людей приходили на Елагин остров, чтобы принять от нас эстафету знания. Но большевикам не нужно, чтобы этот священный факел передавался из рук в руки: им нужна тьма!
— Так вот, — возвысил голос Хмелев перед решающим штурмом. — Мы, над которыми думали они одержать легкую победу, станем тем камнем, на котором они споткнутся. Можно запретить печатать грамотные книги, но нельзя заставить меня писать «еще» с пятью ошибками — «истчо»! Можно разрушить русское государство, но разрушить русскую культуру нельзя, пока жив хоть один ее носитель. И даже если они тайно перебьют всех нас — нами, к счастью, культура эта не ограничивается! Есть вы, вы, оплот культурной России!
Он сделал широкий жест в сторону собравшихся мещан, лавочников и патрулей Петроградской стороны; впрочем, было в толпе и несколько интеллигентных лиц, болезненно кривившихся на протяжении хмелевской речи.
— Да, они споткнутся на нас! — закончил он, уже начиная сипнуть. — И то, что сюда пришло сегодня столько людей, для которых культура не пустой звук, — верный знак, что Россию не удастся превратить в тупое стадо! Имеющий уши да слышит! — тут он чуть не пустил петуха, надеясь, видимо, что расслышат его и в Москве, — и под одобрительные крики сошел с трибуны.
— Крой, дедушка! — выкрикнул матрос из задних рядов. Ему очень нравились митинги и жаль было, что в последнее время их стало так мало. Правда, недавно, он слушал похожего старика в «Паризиане», куда часто заходил, — но тот оказался клоуном.
Извольский одобрительно кивнул Хмелеву. Тут, однако, произошло непредвиденное: из первых рядов на трибуну вышла худая, оборванная баба в сером платке и пронзительным голосом зачастила:
— Правильно, все как есть правильно! Ить до чего довели Расею: мясо, мясо стало по пятьсот рублев! Корова стоила десять рублев, а теперь мясо по пятьсот!
— Это жисть теперь ничего не стоит, а мясо вона как! — весело крикнули из толпы.
— По улице стало не пройти! — верещала старуха. — И грабют, и насильничают как хошь!
— Да тебе-то, мать, бояться нечего! — еще веселее крикнул другой голос. — С тебя-то что взять?
— Теперь на лицо не смотрят! — отозвался какой-то матрос. В толпе захохотали.
Тут выскочил замухрышка в кепке, вертлявый, с безумными глазами, и встал перед трибуной:
— Граждане! Позвольте вам прочесть политические куплеты, напечатать которые трусят газеты! Я шел навстречу патруля, в себе имея три рубля! Когда мне встретился патруль, он мне оставил ровно нуль! Еще, дальше: за сотню керенских рублей купить ты можешь фунт соплей, а по карточной разверстке не дадут тебе и горстки! Еще: видать, прогневала ты Бога, страна несчастная моя: начальства стало очень много, а хлеба нету вообще!
Носители русской культуры бешено зааплодировали.
Митинг на глазах становился неуправляем. У народа накопилось множество претензий к миропорядку, и все высказывались хором, без соблюдения очереди и даже не выходя к трибуне. Про елагинцев никто не вспоминал. Кого-то уже били, и зрители, радуясь забаве, с удовольствием расчистили круг. Еврейчик в студенческой фуражке кинулся выручать избиваемого, так что теперь били и его.
— Жиды! — с удовольствием кричал сочным басом огромный детина, на котором петроградский голод никак не сказался. — Всё от жидов! Колоти жидов!
— Его, его держите, братцы, я его видал, он салом спекулировал! — указывая на детину, взъярился тощий, непомерно длинный мужик с щеткой седеющих усов. — Подожди с жидами, жидов успеем…
Все это легко могло перерасти в массовое побоище; Чарнолуский стремительно соображал, что ему делать. Сейчас еще они бьют друг друга, но завтра легко могут подняться на нас…
180 
