Особенно,... 
29 
— Это хорошо, — растирая нос и щеки голой красной рукой (никогда не имел перчаток), сказал Грэм. — В квартире ночью телефон — это хорошо. Знаете ли, что они обладают собственной волей?
— Конечно, — машинально сказал Ять.
— Не «конечно», а так и есть, — обиделся Грэм. — Человек, создав машину, — Ять узнал его излюбленный прием, — придал вещам разумное начало. Пример: дерево. Дерево живет собственной стихийной волей, тянется к солнцу и только и думает, как бы высосать больше соков из земли. Но приходит человек, придает ему благородный изгиб и делает кресло. Кресло — материя организованная, она мыслит. Ей уже не до соков, но она может совпадать с человеком, приняв форму его тела, и оттого перенимает его мысли. Возьмите теперь телефон: эта материя не в пример сложней. Она может выбирать, когда ей прийти в движение и с кем вас соединить. Телефон своей волей соединил вас с безумной старухой.
— К сожалению, — сказал Ять, — я ничем не мог помочь ей.
— Об этом судить не вам, — Грэм поднял длинный извилистый палец. — Иной раз и человеческий голос целителен бывает для жизни. Я говорю это не потому, что одинок: вы писатель, как и я писатель, и я знаю, что вы подумали. «Вот, он одинок». Не так: есть существо. Но оно теперь, а было время, когда, действительно, и человеческий голос мог быть мне соломинкой. Возможно, что на Страшном суде уничтожатся все ваши заслуги и только этот ответ на ночной звонок зачтется. Кстати, — вдруг, без всякого перехода, заговорил он буднично и просто. — Вы не знаете, как попасть в Елагинскую коммуну? Хочется, потому что туда обещали дрова и табаку. И чаю.
— А что, уже есть коммуна? — в недоумении пробормотал Ять. — Я думал, это прожекты, дело будущего…
— На Елагином, — с вечной шутливо-серьезной назидательностью объяснил Грэм, — делают новое объединение писателей для прокорма. Им хотят дать тему и бумаги много, чтобы они писали для детей, рабочих и детей рабочих. Все эти три категории суть одна, — он громко засмеялся. — Я могу писать для рабочих, могу делать сказки из чего угодно. Хочу пойти. Говорят, дрова, — повторил он.
— Однако как быстро это сделалось, — скорей себе, чем ему, сказал Ять. — Только появилась идея — и вот…
— Это сделалось быстро и будет недолговечно, — кивнул Грэм. — Они скоро поймут, что писателей нельзя селить вместе, особенно если кормить. Недостаток корма мог бы еще сплотить на первое время, но кормленые писатели рассорятся за неделю. А идея совместного писательства хуже, чем совокупление вшестером. Надо успеть, пока не перегрызлись и не разбежались, потому что тогда уже не будут давать дров.
Однако Ять и после этого медлил: страшно сказать, он трусил. Только утром семнадцатого января он решительно вышел из дома и направился в новое жилище членов Общества любителей словесности. День был холодный и серый, настроение отвратительное. Ять загадал про себя: кого первым встречу, тот и определит конечный успех или неуспех всей затеи. В Обществе преобладали люди приятные, так он втайне утешал себя, — но первый человек, встреченный им, был Казарин.
Поэт и критик Казарин в Обществе не состоял, раз только делал доклад о ритме у Державина. Откуда он тут взялся — было решительно непонятно: не стар, лет сорока или около, женат — правда, для чего он женился, Ять никогда не понимал. Супруга его, Ираида Васильевна (Василий Васильевич Розанов всегда обращался к ней «Иродиада», без всякого смысла, просто чтобы позлить), приходилась двоюродной сестрой московскому символисту, путанику и выдумщику, но в общем беззлобному малому. Он в пятнадцатом году ушел куда-то проповедовать, да так и пропал. Сама Ираида, как и брат, была высока ростом, басовита, и ее серые, навыкате глаза смотрели на собеседника прямо, с вызовом, точно в чем-то его обвиняя. Говорила она важно, загадочно и почти всегда неуместно. Рядом с ней худой, желчный Казарин выглядел особенно хрупким. Кажется, он никогда не любил ее. Теперь Казарин чистил снег у входа во дворец, неумело орудуя огромной деревянной лопатой. Рядом, прислонясь к колонне, посмеивался усатый матрос. Он и не думал помогать поэту: в его обязанности входила охрана да выдача продуктов. Казарин, впрочем, и не принял бы помощи.
— Здравствуйте, Вячеслав Андреевич, — приветствовал его Ять. — Вы как здесь? Казарин поднял глаза и поправил очки.
— А, Ять! — воскликнул он весело. — И вы к нам?
— Да нет, я вроде как на инспекцию.
29 
