Последние отзывы

  50  

Она не ойкнула, когда всё та же Елена Николаевна нечаянно («Я надеюсь, ты это случайно?» – тихо шепнул ей Пётр Александрович), но быстро исправив, защёлкнула пулевые щипцы на одно деление больше, чем было надо, на верхней губе шейки матки. А затем, хладнокровно-профессионально промокнув ватно-марлевым тампоном выступившую из отёчной ранимой слизистой кровь, приступила к выполнению процедуры. По желобоватому зонду ввела в канал шейки матки иглу, проткнула плодный пузырь, присоединила к игле шприц, втянула в него равное неделям гестации количество околоплодных вод, отсоединила шприц, присоединила последующий с гипертоническим раствором. Ввела. Удалила иглу и зонд, последовательно сняла щипцы, извлекла зеркала, обработала влагалище дезраствором.

– Всё. Сейчас вас переложат на каталку и отвезут в палату. В течение нескольких часов начнется родовая деятельность. Если захочется «по большому», зовите акушерку или меня. Ни в коем случае не идите в туалет и не тужьтесь, сидя на унитазе. Не ешьте.

Не успели за увозимой пациенткой закрыться двери, как Лена громким шёпотом сказала Петру Александровичу:

– Будем надеяться, что он родится мёртвым и акушерке не придётся его топить в ведре.

– Лена, зачем?

– Что зачем?

– Зачем ты это делаешь? Так нельзя, Лена.

– Да она не слышала!

– Слышала. И ты прекрасно знаешь это, потому что сказала лишь для того, чтобы эта несчастная девочка услышала. Лена, иногда врач должен быть жёстким, но никогда! – никогда! – он не смеет быть жестоким. Побойся Бога, какой бы атеисткой ты ни была.

– Чёрт с ней. И с тобой, если не веришь, что я не специально.

– Я не верю. Я знаю, что ты нарочно. И я не понимаю зачем? Во имя идеи? Тебе претит детоубийство? Мне тоже. Мы просто работаем. Просто акушеры-гинекологи. Просто рутина. Просто профессия. Просто ремесло… Всё, Лен. Всё, я сказал!

– Пойду, покурю! – Ситникова разозлилась на себя. Но никогда бы никому в этом не призналась.

– Иди, покури. Потом приходи в родзал. Там – обратная сторона медали. Надеюсь, со временем ты поймёшь, что и сторон-то нет. Нет добра и зла, света и тьмы, и особенно нет преступления на девочке Ане и карающего меча у тебя в руках. Есть щелчок, раскручивающий монетки в сферу движения, включающую в себя всё.

Леночка Иванова, чьи имя, фамилия и история родов сохранились в архивах лечебного учреждения, но никак не в памяти врачей, спокойно прошла весь первый период родов, именуемый «периодом раскрытия». Второй же период – «период изгнания» ей пройти помогли. Помог Пётр…

Шок от внезапности сотворения немного иного, незапланированного мира прошёл моментально. До родов Леночка Иванова даже представить себе не могла, как это – мальчик? Что это – мальчик? Сейчас же она была так счастлива, что родился именно мальчик. Мальчик! Мужчина!!! Она создала мужчину! Она, серая мышь, не умеющая двигаться и говорить, лишь неприметно передвигаться, молча, на бумаге, переводить тексты с одного языка на другой, создала совершенно новую форму жизни – не подобную ей, бесподобную, мужскую! Да она переплюнула Творца – ей даже ничьё ребро не понадобилось. Она сотворила его из себя. Из своего тела. Сотворила и создаст для него, её мальчика, Рай! О плодах древа познания добра и зла, воткнутого ироничным Господом нашим Всемогущим прямо посреди эдемского сада, Леночка Иванова в тот момент как-то и не вспомнила.

Зато на следующий день она вспомнила о соседке по палате – Анне, однофамилице последней русской императрицы.

– А что с девочкой, что лежала со мной в палате? Романовой? – спросила она у акушерки, которая обрабатывала ей швы на промежности.

– Не знаю. Я только смену приняла. Родила, наверное. Все рано или поздно рожают.

– Ей искусственные роды должны были вызывать.

– А, эта… Кто она тебе, родственница, подруга?

– Просто соседка по палате. Вчера и познакомились. У меня схватки начались, она доктора позвала.

– Нормально всё с твоей соседкой. В палате интенсивной терапии она.

– Где?

– В реанимации. Кровопотеря большая была. Но, как любит говорить один наш доцент: «Лучше без матки на Красной площади, чем с маткой – на кладбище». Жить и любить будет. Рожать и менструировать – уже нет.

– А что случилось?

Акушерка опомнилась, что сболтнула лишнего.

– Кровотечение вроде, – строго сказала она. – Точнее у доктора спросишь. Мне некогда. – И добавила, закончив обработку: – Что в родзале сказали, помнишь? Денёк-другой кефир, «по большому» – после клизмы. Швы снимать Пётр Александрович пораньше любит.

  50