Но когда она подняла на него глаза, инстинктивно повинуясь резкому приказанию, звучавшему в его голосе, выражение его лица вдруг совершенно изменилось, рука снова потянулась к ней; но на этот раз не за тем, чтобы удержать ее знакомым, почти грубым движением, которое он отрабатывал на ней со времен ее детства, а — что было гораздо опаснее — чтобы накрыть ладонью мягкую выпуклость ее груди. Его большой палец ласкал обнаженную плоть над низкой чашечкой ее нового лифчика, опуская ткань еще ниже, так что она могла совершенно ясно видеть горящее, темно-розовое настойчивое пульсирование самого соска, словно он беззвучно требовал от Стивена сорвать ткань совсем.
— Из-за меня? — повторил Стивен голосом, каким он не говорил с ней раньше, голосом, в котором слышались незнакомые, чуть хрипловатые, мужские нотки нетерпения и возбуждения. — Или для меня?
Для него? Валери открыла рот, чтобы отмести даже тень подобного подозрения, услышала, как Стивен произнес ее имя возбуждающе хриплым голосом… и автоматически, инстинктивно сделала маленький предательский шаг, роковой шаг вперед, который уничтожил последнее расстояние между ними. Ее тело соблазнительно покачнулось, забалансировало, словно пытаясь удержаться на высоких каблуках, и приникло к нему.
— О Господи! — не дыша, пробормотал Стивен. — Должно быть, я совсем сошел с ума, если делаю это!
Делаешь — что? — хотела спросить Валери, но не смогла произнести ни слова: рот Стивена поглотил все звуки, которые она пыталась издать, в том числе и возглас протеста.
Возможно, позже она скажет себе, что это новые туфли повинны в ее головокружении и что она была лишь в нижнем белье и замерзла и это заставило ее придвинуться к горячему телу Стивена… Может быть, и полностью одетого, но Валери была не настолько наивна, чтобы не почувствовать напористую твердость его тела, когда прижалась к нему своим, и понять, что это такое. Она прижалась к нему снова, завороженная новым открытием: то, о чем она читала в своих книгах, было совершенно справедливо — мужчины восприимчивы к языку телодвижений женщин. До Валери, захваченной осознанием могущества своей чувственности, с трудом доходило, что Стивен, утопив ее лицо в своих ладонях, хрипло стонал и хрипел, и только когда она почувствовала его жаждущий язык внутри своего незащищенного рта, то поняла, что наделали ее невинные эксперименты. Но к тому времени… к тому времени все, чего она хотела, все, о чем могла думать, — это обхватить Стивена руками, прижаться как можно крепче и позволить ему опустошить себя чувственным штурмом поцелуев.
Когда наконец он остановился, чтобы обвести кончиком языка контуры ее губ и приказать: «Поцелуй меня! « — Валери показалось самым естественным, самым важным на свете сделать так, как он просил. Сначала робко, а затем с большей уверенностью — когда она открыла стремительно нараставшее удовольствие от исследования влажного тепла его рта неуверенными вторжениями кончика своего языка.
Но лишь когда он поймал его, взял его в плен и медленно, нежно стал посасывать, она окончательно поняла, как далеко оказалась от родных берегов и в какие опасные воды заплыла — воды, в которых единственное, за что она могла уцепиться, в чем заключалась ее безопасность, было полное доверие Стивену.
Она открыла отяжелевшие веки, которые опустила, трепеща в его объятиях. Он обвел кончиком пальца ее припухшие губы, и Валери содрогнулась от невероятной чувственности этого прикосновения.
Задыхаясь, Стивен проговорил: — Если ты так реагируешь на поцелуи, могу только представить, что ты почувствуешь, когда я буду целовать твои груди, соски… всю тебя…
Валери ничего не могла с собой поделать; его слова словно пронзили все ее тело и затопили волной чувственности и желания подчиняться, и, не сознавая, что делает, она вдруг услышала свой голос, простонавший его имя. Ее руки потянулись к грудям, желая то ли защитить их, то ли сорвать скрывавшую их ткань, показать ему, как подействовали на нее его слова, — она сама точно не знала. Но Стивен, похоже, знал, и дуновение прохладного воздуха, а затем теплая тяжесть его рук, накрывших ее обнаженную грудь, казалось, лишь усилили горячую пульсирующую боль внутри ее тела.
Стивен целовал ее шею, одновременно лаская руками груди, его губы, горячие и жадные, обжигали ее беззащитную кожу, и, несмотря на свое потрясение, она с готовностью принимала это, хотела этого.