После звонка Хрюничеву он ожидал многого, но все же не того, что застал в резиденции. Резиденции, собственно, не было. Снаружи она еще сохраняла прежний, уютный и мирный вид, – но внутри все было перевернуто вверх дном, с явным намерением не просто отыскать кого-то, по и навести максимальный беспорядок. Так могли вести себя только с человеком, с которым больше не считались; первого чиновника в крае так обыскивать не могли. Обыск был произведен нагло, с вызовом, – и главное, к поиску Аши дело далеко не сводилось. Не в ящиках же стола они ее искали! Он, конечно, нигде не хранил ничего лишнего – ЖДовских брошюр в доме и так не водилось, но личные вещи… Весь его безупречный гардероб, галстуки, сорочки… Он арестовал бы за такое любого – стоило позвонить Хрюничеву, но не звонить же Хрюничеву с тем, чтобы он сам себя арестовал!
Номер он, однако, набрал, не удержался.
– Что вы у меня искали, Хрюничев?
– Я вам уже докладывал, – засопел чертов боров, – я уже докладывал вам все…
– С чьей санкции вы посмели все это устроить?!
– С санкции министра внутренних дел.
– Какого министра?
– Нашего министра, российского министра. Никакие другие мне пока, слава богу, санкций не выписывают.
– Там была санкция именно на весь этот бардак?!
– Вот у меня здесь сказано, – Хрюничев зашуршал бумажкой, – у меня здесь сказано: розыскное мероприятие под шифром бе пять, по первому разряду. Это на языке должностной инструкции означает: полный розыск, с досмотром личных вещей. (Как все они, он говорил «досмотром», с ударением на первом слоге.) Я вам могу предъявить, это все не самодеятельность, я не в игрушки играюсь. Я действую, как мне предписано.
– Почему меня никто не ввел в курс? Я должен присутствовать при таких мероприятиях, вы же рылись в моих вещах!
– Никак нет, это нигде не предписано, что вы лично. Это можно с вами, а можно без вас. Понятые были, спросите камердинера вашего и кухарку. («Господи, они все выворачивали при них! Как я буду им приказывать после этого?!»)
– Пришлите по крайней мере людей навести здесь по рядок!
– Этого нигде не написано, – сказал шеф МВД. – Они ничего не взяли, и это я отвечаю. А присылать их все рассовывать по местам – это, извините, не наше, это вы можете лично силами прислуги.
– Вы с завтрашнего дня здесь не работаете, Хрюничев, бесцветным ломким голосом сказал губернатор. – Я доложу в Москву. Я вас отстраняю.
– Никак нет, – засопел Хрюничев, – вы не отстраняете меня и никакого права, вы полномочий не можете иметь, даже на расспросы, это я вам лично по человеческому отношению… Если вы так будете разговаривать, мы можем по-другому разговаривать… Если у вас розыск по категории бе пять, то вы под подозрением и вам может быть предъявлено! Вы обязанности свои исполняйте, а на чужие вы посягать не можете! Я лично, если хотите, вам могу продемонстрировать, решайте свои вопросы наверху, а меня вне рабочего времени трогать не можете, и я не обязан вам тут!
Он нажал отбой. Это была наглость неслыханная, не бывалая. Губернатор допускал, что у МВД может быть отдельное руководство, но в разговоре с ним, личным наместником, который пусть раз в год, но принимал от президента ежегодную верительную грамоту… в разговоре с ним самолично отключиться… Это было беспрецедентное нарушение служебной этики, плевок в лицо, и этот тон! Что-то переменилось, переломилось, он хотел проснуться.
Он вызвал заместителя по общим вопросам – по сути, шефа своей канцелярии, занимавшегося должностной перепиской и готовившего отчеты для Москвы.
– Виктор Андреевич! Распорядитесь там, пожалуйста, чтобы люди навели порядок в резиденции.
– Сейчас, – ласково отозвался заместитель; по крайней мере этот еще его не предал. – Они только в офисе закончат…
– А что, в офисе тоже обыск?
– Так, небольшой. Они тут сделали беспорядочек слегка, но ребята уже опять сделали порядочек. Они требовали, чтоб я им компьютерные пароли сдал, но я не сдал. Не имеете права, и все. Они сказали, что завтра с вами поговорят. – Завтра я с ними поговорю так, что они у меня никакого пароля не захотят, – пообещал губернатор. – Из Сибири в Сибирь, a? – проговорил он, обращаясь уже к самому себе – Я знаю, кто поедет из Сибири в Сибирь… Совсем стемнело. Он стоял один среди разоренной спальни которой еще сегодня утром прощался с Ашей. Аша, да, Аша. Надо забрать ее немедленно и везти куда угодно. Видимо действительно очень серьезно. Если завтра не примут мер по его жалобе и не уберут Хрюничева с командой, он тут же подаст в отставку. Приземлиться есть где. В конце концов, чем терпеть все это… Он давно уже чувствовал, что не может больше встраиваться в государственную пирамиду, где ни один его плюс не требовался, а минусы горячо приветствовались, где у него были все основания для успешной карьеры, кроме единственно необходимого – бездарности. Губернатор едет к тете.