19 
Мэл осторожно спросил, при чем здесь Европа, строили-то наши люди.
«Не только наши, ― ответил офицер. ― Все строили. Австрийцы, итальянцы, французы, чехи. Когда Ленинград после войны столицей Союза стал, сюда сотни тысяч людей хлынули ― очень много рабочих приехали из Европы. Там тяжелее, чем у нас, было. Столицы в развалинах, зопэ, черная зима, голод, эпидемии. Побежишь от такой-то жизни. А нам после войны нужны были рабочие руки ― хозяйство восстанавливать. Работали здесь за паек, зато построили город-сад. Так всегда случается ― за победу платят побежденные. Одна культура поглощается другой, более сильной и агрессивной. Закон войны. Просто мы оказались сильнее».
Скворешников, который недавно сдал новейшую историю на «отлично», заметил, что европейцы сами виноваты ― не надо было города наши атомными фугасами взрывать, социализм им, видишь ли, не нравился, вот и поплатились.
«Историю пишут победители, ― непонятно отозвался офицер. ― И это тоже закон войны».
Он встал и ушел курить в тамбур, а Мэл, почувствовав сильную усталость, наконец-то собрался спать.
В Ленинград прибыли в седьмом часу утра. Столица Советского Союза встретила Мэла свежим порывистым ветром с Балтики и запруженным автомобилями Невским проспектом. Выйдя из здания Московского вокзала, молодой человек остановился в ошеломлении. На площади Восстания высился колоссальный и сложный по композиции монумент, посвященный героям третьей войны. Советский солдат с автоматом Калашникова, вещевым мешком за спиной и противогазной сумкой на боку стоял в напряженной позе и смотрел бронзовыми глазами куда-то вдаль и вверх, словно ожидая нападения с неба. За ним скульптор поместил копию парижской Триумфальной арки, а вместо постамента нагромоздил сильно искореженные фрагменты какой-то решетчатой конструкции.
С четверть часа Скворешников разглядывал, таращась, монумент, потрясенный величественностью замысла. Потом очнулся, проморгался и, решив, что успеет еще налюбоваться памятниками Ленинграда, направился к будке справочного бюро. Миловидная женщина, сидящая в будке, выдала ему бесплатную карту центральной части города, «старого Ленинграда», и объяснила, что молодому человеку при перемещениях по столице проще будет воспользоваться метро. Скворешников спохватился. Ну конечно же! В Ленинграде же есть самое настоящее и работающее метро! И, между прочим, самое протяженное метро на Евразийском континенте! Мэл смущенно поблагодарил и, ориентируясь по указателям, вошел в вестибюль метрополитена.
Метро впечатлило его даже больше, чем монумент на Восстания. Перед Мэлом предстал чудесный подземный дворец, каждая станция которого являлась законченным архитектурным ансамблем, включающим поддерживающие колонны, живописные мозаики на потолках и подобранную в тон отделку путевых стен. И здесь очарованный провинциал заблудился и чуть не уехал по дальней ветке в Выборг.
Интересно, что уже через две недели, наездившись вдоволь по подземным туннелям, Скворешников перестал обращать внимание на искусственные красоты метрополитена, однако воспоминание о первом спуске по эскалатору, о запахе горячей резины с легкой примесью машинного масла, о ярко освещенных сводах, покрытых затейливым рисунком из разноцветных камешков, о мраморной плитке под ногами он пронес через всю жизнь.
В Институт океанологии и океанографии Мэл не поступил. Оказалось, что и здесь требуются идеальные медицинские показатели, поскольку выпускникам наверняка придется погружаться на большие глубины или даже жить месяцами в подводных городах. Скворешников совсем было отчаялся, но один из абитуриентов, Ив Молчанов из Новгорода, с которым Мэл познакомился в коридоре приемной комиссии и «срезанный» по тем же соображениям, прослышал, что в Политехе на факультете тяжелого и среднего машиностроения есть кафедра подводной техники. Специалисты, выпускаемые кафедрой, занимаются проектированием, изготовлением и эксплуатацией всевозможных барокамер, переходных водолазных отсеков и прочих сложных комплексов систем жизнеобеспечения, используемых в акванавтике. По распределению есть шанс попасть на какое-нибудь вспомогательное судно ВМФ и жить припеваючи.
Сговорившись, Ив и Мэл забрали документы и подали их на рассмотрение приемной комиссии Политехнического института. Экзамены оба сдали блестяще, и к концу июля уже щеголяли по Ленинграду в новеньких, «с иголочки» форменных куртках студентов Политеха: тужурка черного сукна в офицерском стиле с позолоченными пуговицами, украшенными гербами СССР, с отложным дореволюционным воротником и с плечевыми знаками из темно-зеленого бархата. Впрочем, когда подступила неумолимая августовская жара, куртки захотелось снять, переодевшись в нечто более «домашнее».
19 
