Особенно,... 
101 
В моём организме началась вегетативная буря, именуемая нами — простыми русскими крестьянами — «медвежьей болезнью».
Не дав времени до конца осмыслить, чего конкретно мне следует опасаться, Джош, как ни в чём не бывало, сообщил, что мне ещё будут задавать вопросы. И не заранее подготовленные редакторами с моими, ими же исправленными, ответами. А по телефону! В прямом эфире!!! Единственное, о чём я в тот момент мечтала, — нуль-транспортироваться в Антарктиду. Не имея для этого достаточно сил, мой дух перенёс слегка обмякшее тело в «два нуля».
Умывшись и отдышавшись, я вышла с намерением сказать Джошу твердое «нет!» Но, увидев этого «настоящего индейца», с которым «завсегда везде ништяк», поняла, что не могу сартикулировать созвучное на всех языках короткое отрицание.
Джош продолжил информировать: передача будет посвящена вопросам инфекций, передаваемых половым путём и через кровь; звонить будут в основном гомосексуалисты обоих полов, беременные, пенсионеры и прочая доброжелательная публика; звонки отслеживаются операторами и предварительно корректируются редакторами, хотя я, конечно, должна быть готова к некоторому количеству каверзных вопросов о «стране белых медведей», гомофобии, пенсионеромании и беременнофилии. Тут же заверил, что атмосфера на студии царит самая радушная, что ведущий передачи — его друг (интересно, хоть кто-то в этом городе не был другом Джоша?), и что он сам не раз принимал участие в этом милом дневном эфире, и всегда всё было просто великолепно. И, почти уже успокоив, в конце заявил, что сам прийти не сможет… Опаньки!
«А как же!.. Да я же!.. Но ведь!..» — кричало из глубин сознания. Ноги в ответ лишь неуверенно дрожали.
Немного остыв, я поняла, что страх и паника связаны отнюдь не с отсутствием Джоша, не с боязнью софитов, камеры и прямого эфира как такового — пару раз на родине я принимала участие в подобных телепередачах. Так те хоть шли в записи! Но я же не владею английским в должном для прямого эфира объёме! Вот что тревожило меня более всего! Одно дело — доброжелательные прохожие или продавцы. Милый персонал MGH и до осадка приторные в своей доброжелательности сотрудники Brigham&Women's Hospital и Harvard Medical School не говоря уже о поголовно русифицированном люде Sant Elizabeth госпиталя. Эти были готовы слушать любой мой «твоя-моя-не понимай» и бесконечные «рипит плиз слоули».
Но тут-то совсем другое дело — прямой эфир!!!
Мда… Так какого хрена я по поводу отсутствия Джоша так распереживалась? Чем он-то мне мог помочь, не у него же английский — второй язык! Да и русский — не первый!
Кстати, я ещё нигде не упоминала, что страдаю выраженным топографическим идиотизмом?
Однажды я заплутала, пытаясь дойти пешком от MGH до Бруклайна. Напрямую там — рукой подать — кварталов десять—двенадцать, а на метро — вокруг почти всего города. Джош даже карту нарисовал, но я её (естественно!) к концу рабочего дня потеряла. Вечерок был тих и свеж. И, понадеявшись хотя бы на воспоминания о карте, я всё-таки отправилась пешком. И буквально через минут двадцать потерялась. Где-то в магазинчик заглянула, где пейзажем полюбовалась, где просто на другую сторону улицы перешла, на скамейке посидела и всё. Этого оказалось достаточно. Повернула обратно к госпиталю, да не тут-то было — заблудилась окончательно. На мои вопли, обращенные к прохожим: «How do I get to…», откликнулось немало добрых самаритян. Они все меня внимательно слушали, доброжелательно размахивали руками в разных направлениях и рисовали всякие стрелки на подручных материалах (а один — даже на подножных). Вслушиваясь и вглядываясь в бесконечные GPS-версии, я бубнила только одно — чтобы они говорили ме-едленнее и «по-од-но-му!!!!» В итоге всё закончилось хорошо — смешливая рыжая толстушка подвезла меня туда, куда надо, хотя ей и было совсем в другую сторону.
Оказывается, пока страхи путались с воспоминаниями в моей голове, я успела выключиться на несколько секунд из окружающей действительности в виде Джоша. Тот, заметив это, уже щелкал пальцами у меня перед носом. Я вернулась, но, видимо, забыла переключить регистр Ctrl-Shift'oм. Можете представить моё удивление, когда Джош вдруг заговорил на каком-то совершенно незнакомом языке. Так певуче. Может, это индейский диалект, трепетно хранимый в семье со времён прапрадедушки? Уж не знаю, что там подумал мой индеец, но он пощёлкал пальцами ещё раз, прикоснулся ладонью к моему лбу и указал на мембрану фонендоскопа — приём, к которому обычно прибегают педиатры, чтобы привлечь внимание несмышлёных карапузов. Регистр, слава богу, переключился сам. «Вот ужас-то! Совершенно забываю английский, когда нервничаю», — подумала я и сообщила об этом Джошу. Разумеется, на понятном ему языке, полминуты назад казавшемся мне наречием майя.
101 
