Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
124 
Ух ты! А вот баба Валя ни сном ни духом ни о Moschino, ни о Турине. Олимпиаду-80 ещё, может, по телику смотрела двадцать шесть лет назад. С тех пор перестала спортом интересоваться. И телевизора опять же нет. Давно пропит. Да и был бы, что здесь в лесу нынче ловил? НТВ подключать — это пару месяцев алкашам не пить. Они-то и за один день «сухого простоя» порешить могут.
Пойду, посплю. Ничего в голову не лезет. Новости надоели. И вообще, сон после полудня — залог крепкого физического нездоровья. Зато косвенный залог здоровья духовного: больше спишь — меньше всякого бизнес-отстоя в голову попадает.
И видится мне креатив. «Невероятные приключения бабы Вали в России». Баба Валя, выдержанная в единой стилистике первого десятилетия XXIвека; нескучно идущая по всей России от бухты Золотой Рог до берегов Финского залива за дешёвым спиртом с коромыслом; отсылающая всех встречных-поперечных яркими слоганами в рекламные материалы и прессу; пахнущая ароматом нищеты в стиле «унисекс» (ибо этот стиль уравнивает всех); освещающая сумрак перед собой фонариком «Ночной дозор»; периодически утирающая пот салфетками «Миленькая фея», в костюме ручной работы, сшитом Moschinоспециально для неё, с эксклюзивной мохеровой шапочкой на голове в виде микросхемы. «Ведь я этого достойна!»...
«Чего этого?» — думается во сне. Будь я «транснациональным копирайтером транснациональной компании», убрала бы лишнее слово. «Я достойна». «Мы достойны». Правда, тогда бы это превратилось в социальную рекламу. Всего лишь. И всё по новой.
Боремся, боремся со злом-баблом и не видим, как в стороне от нашей борьбы и далеко-далеко — по ту сторону нашего бабла — живут просто добрые люди.
Праздник очам Сына Божьего, да и только.
Из записок копирайтера
Я люблю этот замечательный город. Люблю, простите за банальность, золотые купола, Красную площадь и собор Василия Блаженного, ГУМ и запах подземки. Хотя «подземка» в Нью-Йорке. Здесь и это звучит гордо: «метрополитен»! Люблю Кольцевую, Сокольническую, даже Кунцевскую линии. Люблю его песни. Ем мороженое зимой. Люблю своё детство, памятник Ломоносову, корпуса МГУ и образованных интеллигентных людей. Даже скрюченного на заплёванном пьедестале Достоевского у «Ленинки» люблю. Мне нравится, что преобладающее большинство жителей этого Города — генетические носители русского языка. Я неравнодушна к египетскому залу Пушкинского музея и к скамье с видом на Давида. Мне нравятся сталинские высотки, кто бы и когда ни критиковал их монстроподобность. Они — не меньшая составляющая облика нашего города, чем памятник Минину и Пожарскому вкупе с Лобным местом и пробками на Кутузовском. К слову, о высотках…
Буквально за углом одной из них, в подвальчике ничем не примечательного здания, находится контора, к коей я имею некоторое очень условное отношение. Руководство компании питает ко мне совершенно беспричинную ненависть, личными ли мотивами обусловленную или же обезличенной неприязнью ко всему человечеству, разбираться недосуг. Тем не менее изредка привлекает меня для решения так называемых творческих задач в силу оптимального для руководства сочетания «цена — качество». Когда уже никто из выдающихся и гениальных сотрудников, состоящих сплошь из арт-, дизайн-, ивент-, пиар- и прочих менеджеров, справиться не может, раздаётся сигнал, выводящий «наш бронепоезд» с запасного пути. Вообще-то, для этого агентства я, строго говоря, только лишь копирайтер. Не более. Но слишком часто по врождённому чувству недовольства любым диссонансом выполняю работу, которую делать не должна. Или которую должен делать тот самый креативный… Можно по-русски? Творческий директор. Ребята не могут осмыслить проблему комплексно. У них напрочь отсутствует синтетическое видение, малейший намёк на целостную структуру в их замороченных попсовых головках. При этом все они получили некое образование. Кое-кто — в той самой пресловутой alma mater имени Михайло Васильевича. А главное — все они являются генетическими носителями «великого и могучего», не будь которого… Дальше знаете. И я порой впадаю в отчаяние «при виде того, что творится дома». И пью на брудершафт с пейзанами — электриками — монтёрами — автослесарями — плотниками, с публикой, так сказать, «низкого пошиба», не VIP, выражаясь языком нынешних кукол Барби и Кенов — сотрудников подобных агентств. Пью немного. И лишь для того, чтобы услышать ёмкие, меткие, гениальные словосочетания Русского Языка, так любимые покойным Иваном Сергеевичем, и вытравить из головы разъедающую мозг сиюминутную дрянь. Прикоснуться к Вечности. Почувствовать свою принадлежность, как ни пафосно прозвучит, к русскому народу. К тем самым блоковским «скифам и азиатам». Ощутить себя языческой богиней, если хотите. «Глоток свежего воздуха не повредит».
124 
