87 
Полдня насмарку, не считая обеда в столовой. Первое, второе, компот и всё за поселковый кошт. Чеки мы, конечно, для отчетности прихватили. Нечего!
Жителей наснимали. Жизнерадостный лай местных Шариков на диктофон записали. Фотограф изобразил примитивизм в духе Казимира Малевича от лица ярегских детишек. Потому как сами детишки рисовать отказывались, посылая столичных дяденек на то, что на заборе анонсировано.
В библиотеке местной обнаружили заумную старушенцию, что два часа рассказывала нам о роли Менделеева в нефтеперерабатывающей промышленности. (Фото хранительницы манускриптов Яреги под периодической таблицей элементов.) На мой вопрос, что делать с умершим Менделеевым в условиях закончившейся на планете нефти, дама поджала губы и сказала:
— Юноша, плоды древа познания горьки! — и задумчиво посмотрела на фикус.
Фотограф прицелился в фикус и щёлкнул.
— Древо познания, — вдруг изрёк он и клацнул контрольный кадр.
«Не командировка, а какой-то фарс», — подумал я.
Сбежав от нашего персонального шофёра, мы наснимали хмурых охранников неожиданно пустынных с виду промышленных объектов. Охранники молча вытолкали нас на безопасное расстояние от проходной. Мы были пойманы и водворены в автомобиль. Отвезены в школу, где юннаты показали живой уголок. (Фото юннатов, фото живого уголка, фото учительницы ботаники.) Фотограф оглядывался в поисках фикуса.
— В каждой школе должен быть фикус, — жалобно проблеял он.
Мне стало жаль чувствительного фотографа. Я молча погладил его по голове.
А на следующий день не то действующая сила увеличилась, не то масса тела уменьшилась, но события принялись развиваться с гротескной, катастрофической скоростью.
Наш рейс отменили. И не только наш. Все пассажирские рейсы отменили.
Позвонил в редакцию — телефоны не отвечают.
Набрал мобильный главреда. «Абонент недоступен».
Отправил главреду письмо электронной почтой на офисный мейл: мол, так и так, рейс отменили, попытаемся вырваться железной дорогой, пришлите денег. С уважением. Юрий Васильев.
Mail delivered.
Наличный.
Mail delivered.
На совсем личный.
Mail delivered.
После залез в новостную ленту, а она уже сутки не обновлялась. Попытался зайти на сайт журнала — bad gateway, хоть ты лоб об клавиатуру расшиби. В ЖЖ — та же фигня. Одноклассники — ноу ризалт. Чуть позже и вовсе полный дисконнект случился — глючит сеть. Нет её. Только была — и нет её. Водителя нашего спрашиваем:
— Что случилось? Почему никакой связи?
— Не знаю, — отвечает. — Мне без надобности.
— Вези нас к голове! — потребовали. То есть я и спрашивал, и потребовал, потому что фотограф от такого культурного шока и оттого, что фикуса в местной школе не нашёл, даже дара агаканья лишился. Промычал только «жена», и ему речь, что тот Интернет и сотовую, вырубили.
Повёз нас водила к голове. Тот сказал, что сам не в курсе, может, с вышками что случилось. Попросили денег одолжить и на железнодорожный вокзал отвезти. Денег он дал, не скупясь, а вот насчёт вокзала сказал:
— Отвезти-то вас отвезут, да только поезда тоже отменили. Пассажирские. Только товарняки остались.
— Но телеграф-то работает? В смысле — почта, телефон междугородный, а?!
— Конечно, работает.
В общем, доставил нас шофёр в Ухту. Мы телеграммы отбили — я в редакцию, фотограф — жене. Я ещё очень обрадовался в этом месте, что одинок, как ясный сокол, будь у меня жена, да ещё такая любимая, как у фотографа, умом бы тронулся. Он, видимо, и тронулся. Потому что толкнул мне очень длинную, внятную, совершенно нехарактерную для него речь:
— Ты, Васильев, как хочешь, а я на товарняк сяду. Как-то договорюсь. И они скоро ходить перестанут. Когда отсюда последний продукт вывезут на большую землю.
— Весь не вывезут. У них же ещё урановая руда. Что-то придумают…
Он мне только рукой помахал, обернувшись на секунду. На вокзал потопал. Там от почты недалеко. Я догнал. Обнял как-то косоруко. Не принято было в редакции обниматься, всё больше коммуникативные навыки были в ходу. Но тут я себя таким на всю голову пронзительно русским почувствовал, что обнял. Он мне свою драгоценную камеру отдал. «Продашь, если что!» Кому я её тут продам? Но у него такое лицо было, что я сразу понял — не взять нельзя. И хорошо, кстати, сделал, что обнял. Потому что с тех пор я фотографа не видел.
87 
