И она ни на шаг не продвинулась вперед. Не занималась оформлением собственности, не строила планов, не проводила разведку среди художников и людей искусства.
Черт, она даже не отправила по почте приложение к своей лицензии. Потому что как только она это сделает — все, дороги назад не будет.
Она использовала ключ как предлог, чтобы не делать последний решающий шаг. О, она искала его, бросала на решение этой задачи все свое время и всю энергию.
Но здесь и сейчас, в одиночестве, в три часа утра, было самое время отметить один неоспоримый факт. Ее жизнь могла измениться самым странным и поразительным образом за последние три недели, но она сама совсем не изменилась.
Она положила камень под подушку.
— У меня еще есть время, — пробормотала она, свернулась клубочком и заснула.
Когда она проснулась, в квартире стояла могильная тишина. Она полежала еще немного, изучая луч света, проскальзывающий через щель в занавесках на ее пол.
Утро, подумала она. Позднее утро. Она не помнила, как провалилась в сон. Нет, даже лучше, гораздо лучше — она не помнила, чтобы металась или ворочалась во сне.
Она медленно просунула руку под подушку, чтобы нащупать камень. Нахмурившись, пошарила рукой, потом села и подняла подушку. Камня не было. Она поискала за подлокотником, на полу, под диваном, потом в замешательстве села на место.
Камни просто так не исчезают.
Или исчезают. Когда выполнят свою задачу. Она спала, и спала хорошо, не так ли? Как и было обещано. Действительно, она великолепно себя чувствовала. Как после приятных, расслабляющих выходных.
— Ну хорошо, Ровена. Спасибо.
Глава 18
Она потянулась, глубоко втянула воздух. И почувствовала ни с чем не сравнимый аромат свежесваренного кофе.
Если подарок не включал в себя утренний кофе, значит, кто-то еще успел встать.
Она прошла на кухню и обнаружила приятный сюрприз.
Зоин кофейный кекс был на столе, выложенный на очаровательную тарелочку и находящийся под надежной защитой кухонного колпака. Теплый кофейник был на три четверти полон, а утренняя газета аккуратно сложена рядом.
Мэлори взяла записку, подоткнутую под тарелку с кексом, и пробежала глазами по своего рода экзотической смеси письменных и печатных букв:
«Доброе утро! Должна была уйти — родительское собрание в десять.»
Десять, подумала Мэлори, бросив отсутствующий взгляд на кухонные часы. Ее нижняя челюсть бессильно отпала, когда она осознала, что уже почти одиннадцать.
— Не может быть. Или может?
«Не хотела никого разбудить, поэтому постаралась быть тихой, как мышка.»
— Какая уж там мышка, скорее призрак, — пробормотала Мэлори.
«Дане надо быть на работе к двум. На всякий случай я завела в твоей комнате будильник для нее. Я поставила его на двенадцать, так что ей не придется второпях собираться и хватит времени на завтрак.
Я отлично провела время. Просто хотела сказать тебе, вам обеим — что бы ни случилось, я очень рада, что нашла вас. Или что мы нашли друг друга. Как бы то ни было, я бесконечно признательна судьбе, что вы стали моими подругами.
Может, в следующий раз мы соберемся у меня.
С любовью, Зоя.»
— Похоже, сегодня день подарков. — Улыбнувшись, Мэлори положила записку на стол, где Дана тоже смогла бы ее найти. В надежде сохранить свое хорошее настроение, она отрезала кусочек кекса и налила кофе. Она поставила все это на поднос, добавила газету и маленький стакан сока и вышла с подносом на задний дворик.
Осень уже ощущалась в воздухе. Ей всегда нравился слабый, туманный аромат, который приносила с собой осень, когда листья начинали дрожать на ветру, меняя свои оттенки.
Нужно будет добавить несколько горшков с хризантемами, отметила Мэлори, отламывая кусочек кекса. Она мысленно выделила на это время в своем расписании. И пару тыкв для забавы. А еще надо собрать немного кленовых листьев, когда они станут ярко красными.
Она могла бы найти что-нибудь необычное и забавное для переднего крыльца Флинна.
Потягивая кофе, Мэлори скользнула взглядом по первой странице газеты. Чтение утренней газеты вошло у нее в привычку с тех пор, как она встретила Флинна. Она с неким благоговением замечала, как уверенно он передает свежие новости, и как мастерски он тасует все это — истории, объявления, иллюстрации, тона и печать — и делает из всего этого связное целое.