15 
— Здесь когда-то был молитвенный дом квакеров, — пояснила Ривер, поднимаясь по ступеням.
Я сразу почувствовала, что в этом доме есть и другие люди, однако здесь было тихо, тепло и уютно.
— В начале XIX века здесь жило человек сорок из Общества друзей, они работали на ферме, сами себя обеспечивали. А я, хоть и в разных обличиях, владею этим домом с 1904 года.
Упоминание о разных обличиях меня не удивило. Если Ривер долго живет на одном месте, ей волей-неволей приходится представляться разными людьми, чтобы объяснить свое долголетие. Наверное, она купила этот дом под одним именем, потом сделала вид, будто умерла, и объявилась вновь под видом своей давно утерянной дочери, и так далее. Кажется, в сериале «Звездный путь» был похожий сюжет.
— А что тут сейчас?
Ривер провела меня по широкому коридору, потом свернула направо, и мы оказались в еще одном коридоре, где с одной стороны шел аккуратный ряд окон, а с другой — не менее аккуратный ряд дверей. Услышав мой вопрос, она улыбнулась, сразу помолодев на несколько лет.
— Дом для заблудших бессмертных, что же еще?
— А что думают об этом соседи? — не унималась я.
— Они знают, что здесь находится небольшая семейная ферма по выращиванию органических продуктов, и что сюда нередко приезжают люди, желающие научиться нашим семейным секретам ведения органического земледелия. Между прочим, это тоже правда. — Она остановилась перед одной из дверей напротив окна.
Когда Ривер открыла дверь, снаружи хлынул поток янтарного осеннего света.
Я с любопытством заглянула внутрь.
— Я думала, органические продукты выращивают только монахи!
Ривер рассмеялась.
Комната оказалась маленькой и почти пустой, вся меблировка состояла из узкой кровати, небольшого комода, деревянного стола и стула. Последний раз, когда я покидала свою лондонскую квартирку, я останавливалась в парижском отеле «Георг V». А до этого в «Сент-Реджис» в Нью-Йорке. Как видите, во время путешествий я привыкла жить с исключительным комфортом.
— Нет, не монахи, — ответила Ривер, входя в комнату. — Органическим земледелием занимаются обычные люди, а также бессмертные, которые в какой-то момент начинают задумываться о своей жизни. Ты можешь делать с этой комнатой что угодно, обживай ее по своему вкусу.
Я вспомнила, как обычно выглядит мое жилище — кучи разбросанной одежды, пустые бутылки из-под выпивки, переполненные пепельницы, книги, журналы, газеты, коробки из-под пиццы... Нет, пожалуй, не стоит торопиться переделывать эту спартанскую обстановку под свой вкус!
— Значит, я тут не одна? — спросила я, осторожно присаживаясь на краешек кровати. Так, понятно, никакого мягкого спального матраса поверх основного.
— На сегодняшний день у нас четыре преподавателя и восемь студентов, — ответила Ривер. Теперь она стояла, прислонившись спиной к закрытой двери комнаты, и серьезно смотрела на меня. — Не торопись, Настасья. У тебя есть неделя на то, чтобы решить, хочешь ты остаться здесь или нет. Я надеюсь, что останешься. Мне кажется, ты достаточно устала от прошлого и сможешь найти здесь свое счастье, если только готова к нему. Но должна сразу тебя предупредить — здесь у нас не отель и не курорт. Это нечто среднее между кибуцем и реабилитационным центром. Здесь придется работать — вместе со всеми нами. Кроме того, тебе предстоит многому научиться, и это обучение будет очень трудным и даже мучительным. На протяжении долгих лет, путем проб и ошибок, мы выработали определенные правила, и нам вовсе не интересно мнение человека со стороны о том, как здесь следует все переделать.
— Угу, — выдавила я. А что тут еще скажешь? Поживу тут немного, осмотрюсь, а там, глядишь, придумаю какой-нибудь план Б, и свалю.
Ривер улыбнулась, отчего ее лицо сразу стало таким Добрым и радушным, что я искренне огорчилась за эту хорошую женщину, достойную куда более качественного объекта для воспитания. Но я уже поняла, что мне тут все равно не прижиться.
— Если ты поймешь, что это все не для тебя, никто не будет тебя удерживать. Никто не станет уговаривать тебя спасти свою собственную жизнь. Ты ведь уже большая девочка, верно? Сколько тебе? Лет двести?
— Четыреста, — ответила я. — Точнее, четыреста пятьдесят девять.
Увидев мелькнувшее в ее глазах изумление, я с неприятной отчетливостью поняла, что ее ввел в заблуждение не столько мой юный вид, сколько дебильное поведение.
15 
