Последние отзывы

  55  

Я немедленно воспользовалась ее советом и закрыла глаза. Может быть, если я не буду видеть настороженных глаз Нелл и каменного лица Рейна, мне удастся просто немного помечтать, например, проработать детали моей последней романтической фантазии с участием Рейна, миндального масла и горячей ванны...

— А теперь начните с пальцев ног. Расслабьте все мышцы, по очереди. Почувствуйте свои пальцы, почувствуйте, как они расслабляются. Затем перейдите к лодыжкам, потом к икрам. Если напряжение еще осталось там, отпустите его, — голос Анны зазвучал сонно, он плыл вокруг нас вместе с музыкой, как сигаретный дым.

У меня ныла грудь, болел живот, из носа текло ручьем, как всегда бывает, когда придешь в теплое помещение с холода. Вообще-то через пару недель в Америке наступит День Благодарения. Надеюсь, Ривер не забудет об этом, и я смогу рассчитывать хотя бы на шоколадку. Я снова вспомнила нашу недавнюю поездку в город и то, какую глупость я совершила, забыв тайком затариться контрабандной нездоровой едой. О, черт, я же могла побаловаться «Динг Донг»^[9]!

Голос Анны превратился в постоянный шум на заднем плане сознания. Я поерзала на своем месте и почувствовала, как напряжение покидает плечи.

Дурацкие грецкие орехи. Ходи теперь с черными руками — мне ведь ни за что их не отмыть. Понятно, почему в старину сок грецких орехов использовался для окраски тканей, шерсти...

Я подняла голову и увидела нашу прачку, Ольдбьерг Палсдоттир, которая помешивала в огромном котле деревянным вальком размером с доброе весло. День был холодный, но без мороза; огонь жадно лизал бока котла, заливая румянцем обветренные щеки прачки. Во дворе замка пахло древесным дымком и горькой скорлупой грецких орехов. Здесь было уютно и спокойно. Иногда мы с моей старшей сестрой Эйдис забирались на крышу главной башни и смотрели оттуда на каменные стены замка и широкие полосы леса вокруг. Далеко-далеко, на горизонте, тянулось голое скалистое плоскогорье, а с другой стороны простиралось море. Мир за стенами замка был грозным и опасным, но здесь, внутри, кипела привычная мирная жизнь: козы жевали сено, помощники конюха вычесывали лошадей, а отцовский сенешаль громко отдавал приказания.

Мы с моим младшим братишкой Хааконом играли в камешки. Хаакон был на три года младше меня, но уже не сосунок, держащийся за материнскую юбку, а настоящий мальчик, умевший бегать, играть и хранить секреты.

Чтобы нас никто не побеспокоил, мы устроились на куче стриженной шерсти, представлявшей собой башню не менее двадцати футов в высоту, сложенную из толстых шерстяных ковриков в форме овечьей шкуры. Шерсть была грязная и сальная, с приставшим сором и травинками, зато мягкая, так что сидеть на ней было одно удовольствие.

— Терпеть не могу этот запах, — сказал Хаакон, морща нос.

— Все равно лучше, чем каменный мох, — сказала я, и он закивал, вспомнив смрад кипяченых лишайников, собранных на берегу моря. Из этого отвара получался особо стойкий зеленый краситель.

Что-то красное мелькнуло в глубине двора и, посмотрев вниз, я увидела, что Тинна и Эйдис с хохотом бегут к башне. Обе придерживали свои фартуки за концы, и я видела, как низко провисает белая ткань под их руками. Что они несут? Зимние ягоды? Кору для чая? Светлые волосы моих сестер цвета солнца и полированной меди, летели за ними по воздуху. В будущем году Эйдис начнет зачесывать волосы наверх, как взрослая, как Тинна сделала в прошлом году...

Я улыбнулась Хаакону и он улыбнулся мне в ответ. Жизнь была чудесна.

Сдохни.

Вы видели, как пузырь воздуха вдруг всплывает на поверхность болота? Точно так же это слово ворвалось в мое сознание, взбаламутив его. Я медленно сделала вдох, удивляясь, отчего это у меня так онемела задница. На чем это я сижу?

Я не сразу поняла, где нахожусь, и почему больше не чувствую запаха кипятящегося белья во дворе замка. Потом все вернулось: я взрослая, и все, что я только что вспомнила, случилось четыреста пятьдесят лет тому назад. Никого и ничего этого больше на свете нет.

Не знаю, почему я не открыла глаза, почему продолжала дышать медленно и размеренно. Я просто тихо сидела, вбирая в себя все, что происходит в комнате, ощущая, как мои чувства клубятся вокруг меня.

«Сука — ненавижу ее».

Это было не воспоминание, а мысль, исходившая от кого-то из сидевших в комнате.

«Нет, нет, прости, прости меня. Это не так...»

  55