Последние отзывы

  97  

Главные ворота замка были пробиты. Едкий дым начал просачиваться сквозь узкие бойницы, в носах у нас защипало. Голос матери стал грозным и страшным, огромным, темным и могущественным. Свет в комнате померк, нам сделалось трудно дышать, мы уже не могли разглядеть ничего, кроме лица матери, вдруг ставшего белым, пугающим, почти незнакомым.

Захватчики начали выламывать дверь в кабинет. Эта дверь была двухдюймовой толщины с замком из кованного железа. Запиравший дверь брус был толщиной в три дюйма.

На миг мать прервала пение и посмотрела на моего старшего брата.

— Помни, Сигмундур, — сказала она голосом, совершенно непохожим на мамин. Я испугалась и заплакала, вцепившись в Эйдис, а Хаакон тоже вцепился в меня, но не заплакал, потому что был уже большим семилетним мальчиком. — Ты помнишь, что я тебе сказала?

Мой брат мрачно кивнул, положив обе руки на рукоять меча.

— Я все сделаю, мать, — ответил он.

Комната содрогнулась от удара стенобитного тарана в дверь. Тонкие стеклянные кубки посыпались с каменной полки над камином. Единственный факел в комнате бросал трепещущие отсветы на стены, бешено плясали языки огня в очаге.

И тут одновременно произошли два события.

На все происходившее я смотрела снизу, с высоты роста десятилетней девочки. Я чувствовала жесткий лен ночной рубашки Эйдис под своими судорожно стиснутыми пальцами. Я была дочерью Ульфура, волка, поэтому должна была быть сильной и храброй. Но меч выпал из моих онемевших рук, и я могла только стоять и смотреть на маму.

Огонь в очаге взметнулся и вырвался наружу, высыпав ливень искр на ковер. Что-то большое и круглое, как кочан капусты, скатилось по дымоходу, рухнуло в огонь и выкатилось на пол комнаты.

Это была голова моего отца, отрезанная от шеи, нее еще кровоточащая, с полуоткрытыми ртом и вытаращенными глазами.

Я едва не оглохла от собственного пронзительного визга.

В тот же миг дверь, наконец, поддалась, дерево треснуло, железные заклепки вылетели прочь. Двое мужчин ворвались в комнату — высокие, бородатые, в металлических кольчугах, с лицами, размалеванными грубыми черными, белыми и синими полосами.

Один из них взревел и поднял топор. Моя мать вы крикнула несколько резких слов, и я сжалась от страха, мне было больно слышать эти слова, ибо в них была тьма, сила и ярость. Мать выбросила руки в сторону этого мужчины, и в тот же миг кровь и кольца металлической кольчуги брызнули в комнату.

Второй человек оцепенел, глядя на своего товарища, который слегка пошатнулся, непонимающе глядя на себя, на свое тело, превратившееся в окровавленное мясо. Силой своей магии моя мать освежевала его заживо, и теперь у него не было ни кожи, ни волос, ни одежды. Только круглые, выпученные глаза и обтянутый кровавыми мышцами череп. Он упал ничком, на лицо, и мой брат Сигмундур, испустив боевой клич, прыгнул вперед, взмахивая мечом. Одним ударом он отрубил упавшему голову и ногой отшвырнул ее через всю комнату.

Теряя сознание, я вырвалась от Эйдис и Хаакона и, бросившись к матери, вцепилась в ее юбки. Из коридора доносились крики захватчиков, крушивших все, что попадалось им под руку, предававших огню наш замок.

И тогда второй воин взревел и, не сводя глаз с моей матери, занес над головой свой тяжелый меч.

Задыхаясь, я отскочила назад, судорожно хватая ртом воздух, и нечаянно перевернула ногой миску с водой. Я снова была здесь, и серый зимний день лился в комнату через окно. Затравленно озираясь, я увидела лицо Солиса, классную комнату, голые верхушки деревьев за окном.

Мои легкие вдруг опустели. Судорожными глотками я втягивала в себя воздух, борясь с резко сузившимся полем зрения, предшествовавшим обмороку. Пролитая вода впиталась в брючину моих джинсов, а я, как безумная, принялась царапать пальцами глаза, чтобы вырвать то, что они увидели.

— Настасья! Что случилось? — закричал Солис.

Я рухнула на четвереньки, отшвырнула миску, и меня вырвало. Откуда-то издалека до меня доносился собственный утробный вой. Солис дотронулся до меня своей прохладной рукой, но я отшвырнула ее и неуклюже вскочила на ноги. Меня шатало, я не могла идти прямо, голова кружилась от тошноты и ужаса.

Не помню, как я доплелась до двери, как открыла ее и выбежала в коридор. Я выбежала в холодный зимний вечер, забыв о своей куртке, забыв о том, где я нахожусь.

В дальнем конце поля темнела густая живая изгородь остролиста, отгораживавшего посевы от выпаса для коз. Не задумываясь, я побежала туда, к этим зеленым зарослям, чтобы скрыться от всех. Я задыхалась, но все равно продолжала кричать, сердце барабанным грохотом колотилось у меня в ушах. Потом ноги у меня подкосились, и я рухнула на колени на твердую землю.

  97