89 
Но от этого трепетания розового шелка, соблазнительно шелестевшего на ветру пустыни, его чуть не вырвало.
В городе оказалось еще хуже: нервы на взводе, гнев, опустошенность. Все было покрыто слоем маслянистой сажи от пожаров, пожиравших нефтяную кровь Кувейта.
Когда ветер дул в сторону города, небо становилось черным от дыма. Полдень превращался в полночь. Побережье было усеяно минами, и несколько раз на дню город содрогался от взрывов Орудийный огонь продолжался, и не отдельными залпами, а волнами свирепых атак на кувейтских солдат. Уцелевшие жители искали на кладбищах останки любимых и близких, не выдержавших пыток или подвергнутых мучительной казни.
И хотя Финн все это видел и рассказывал в своих репортажах, но он постоянно думал о том блестящем вечернем платье, рвавшемся прочь из-под песка.
Как и весь остальной мир, Дина видела конец войны по телевизору. Она следила за репортажами об освобождении Кувейта, официальном прекращении огня, статистике победы У нее вошло в привычку каждый день забегать в комнату новостей перед уходом из здания Си-би-си, надеясь застать там клочки новой информации, которая еще не попала в эфир Но ежедневные работа и ответственность не давали ей отвлечься. Если выпадал свободный вечер, она смотрела поздние новости, потом ставила кассету с записью своего утреннего шоу. Уединившись в квартире, она могла критически взглянуть на себя, размышляя, как улучшить свой стиль или как и в чем подтянуть все шоу.
Скрестив ноги. Дина сидела на полу в свитере и джинсах, с открытым блокнотом на коленях. Сережки выбраны не правильно, заметила она. Всякий раз, когда она поворачивала голову, сережки раскачивались – и отвлекали зрителей, решила Дина, записав: нельзя надевать серьги с подвесками.
И руками она размахивала слишком широко. Если не следить за своими жестами, то кончится тем, что на нее покажут пародию в «Субботней ночной жизни». Если ей так повезет, с усмешкой подумала Дина и что-то нацарапала в блокноте.
Не слишком ли часто она прикасалась к людям? Покусывая нижнюю губу. Дина наблюдала. Возникало впечатление, что она постоянно брала гостя за руку или обнимала за плечи зрителей из аудитории. Может быть, ей надо…
Послышался стук в дверь, и Дина выругалась. Ее расписание не позволяло принимать неожиданных гостей после десяти. Она неохотно выключила видеомагнитофон, подошла к двери, посмотрела в «глазок». Потом набросилась на замки, рывком отшвырнула цепочку.
– Финн! Я не знала, что ты вернулся!
Она не поняла, кто сделал первое движение. В одно мгновение их тела слились вместе, он сильно прижался губами к ее губам, она запустила ладони в его длинные волосы. Вспышка желания оглушила их обоих – как облако жара, как мощная волна энергии. Внутри се словно взорвалась бомба, и все ее чувства хлынули наружу, обнажая сердце и душу. Он пинком захлопнул за собой дверь, и они оба опустились на пол.
Дина не думала. Она просто не могла думать. Не теперь, когда его рот жег ее губы, а руки нетерпеливо охватывали тело. Как дерущиеся дети, они катались по ковру, издавая только невнятные звуки и напряженно дыша.
Это не было похоже на сон, нет, только на правду. На ту самую единственно важную правду. Его руки грубо пытались содрать с нее рубашку, свирепо впивались в бедра, все крепче прижимая ее к себе.
Ее тело содрогалось под ним короткими резкими толчками, как от взрывов энергии. Ее кожа была горячей, гладкой, непереносимо мягкой. Ему хотелось искусать ее, сожрать, поглотить аромат ее плоти и крови. Губ было уже недостаточно – он кусал ее шею, плечо, с которого стянул рубашку. Финн чувствовал себя животным, голодным бешеным зверем, и наслаждался этим ощущением. Но он уже понимал, что мог сделать ей больно, что он наверняка сделает ей больно, если не сдержит своего желания.
– Дина. – Он искренне хотел найти хоть искру нежности в том пламени, которое пожирало его изнутри. – Дай мне… – Финн поднял голову, стараясь привести в порядок свои мысли. Он вдруг понял, что толком даже не посмотрел на нее. В то мгновение, когда Дина открыла дверь и произнесла его имя, он сразу потерял всякий контроль над собой.
Теперь она дрожала, как натянутая струна, глядя на него огромными темными глазами. Ее губы припухли, а кожа… Он дотронулся кончиками пальцев до ее щеки, горячей и влажной.
Слезы. Финн всегда считал их самым сильным женским оружием. Потрясенный, он вытер ее щеку и откашлялся.
89 
